Будуар Кити полуосвещен. Маленький японский фонарик обливает мягким светом голубую комнатку, похожую на бонбоньерку, с трельяжами и козетками, всю утонувшую в коврах, картинах и гобеленах. Сюда смутно долетают отдаленные звуки музыки. На расстоянии поющая мелодия кажется милее и приятнее слуху. Голубоватый полумрак располагает к мечтательности. В подобные минуты я всегда вспоминаю моего отца.
Матери я не помню, она умерла, когда я была совсем крошкой.
Мой отец обожал мою мать и с ее смертью всю свою громадную любовь к ней перенес на меня.
Я помню его отлично. Он, как живой, стоит передо мною. Какое у него было всегда печальное лицо! Какие глаза, прекрасные и грустные в одно и то же время! Он был очень некрасив, мой бедный папа, но нимало не скорбел об этом.
— Мы дурны лицом с тобой, Тася, — часто говорил он мне, — так постараемся же быть добрыми!
Тут-то он и поселил в моем сердце эту великую любовь к меньшей братии. Он сам помогал ей, сам входил в нужды несчастных и, не состоя членом ни одного благотворительного учреждение, сделал столько добра людям, сколько все эти общества, вместе взятые, не могли бы сделать во все их долгое существование.
Отец был очень богат. Но с его смертью все огромное состояние пошло на бедных, кроме ста тысяч, оставленных мне, согласно завещание покойного.
У меня при одном воспоминании об отце навертываются слезы на глаза и сердце наполняется сладкой тоскою.
Милый, дорогой папа, если б ты был жив, у меня была бы цель жизни — беречь и лелеять твою старость! Теперь она бесцельна, моя жизнь! Я прозябаю среди холодного общества, и только помощь бедным доставляет мне некоторое удовлетворение и примиряет меня с моей тяжелой долей.
Tante Lise печется и заботится обо мне, но я никак не могу привыкнуть к ее холодному тону настоящей светской дамы, хотя знаю, что она по-своему и любит меня.
В полутемном будуаре стало светло на мгновение, Дверь широко распахнулась и тотчас захлопнулась.
В комнату вошла Лили, с одной из своих светских приятельниц, миловидной барышней, очень нарядно одетой.
Она быстро окинула взором темные уголки будуара и, не заметя меня, притаившуюся в уголку, с тихим шаловливым смехом упала на кресло.
— Ах, как весело! Как весело! — лепетала она. — Какой чудесный бал сегодня!
— Вам и не может быть скучно ни на одном балу, — любезно произнесла ее собеседница, — вы такая изящная, хорошенькая, веселая. Все так охотно выбирают вас танцевать. Вы царица бала нынче и должны быть очень счастливы, Лили?
