— Сергей Вадимович Водов.
Водов? Где я слышала эту фамилию? Решительно не помню, но она мне знакома и хорошо знакома — это я поняла сразу.
Я молча ответила на его почтительный, даже слишком почтительный, как мне показалось, поклон. Он же, бросив две-три незначащие фразы редактору, вышел из кабинета, поклонившись мне вторично.
— Кто это? — не утерпела я не спросить.
— Разве не знаете? Стыдитесь, княжна! Это новое восходящее светило на нашем литературном небе: писатель Водов.
— Писатель?
— Да, беллетрист, но и поэт отчасти.
Поэт? Теперь я вспомнила о нем. Стихи Водова мне попадались часто в разных периодических изданиях. Одно из них я помнила отлично — это было дивное описание итальянской ночи, с прекрасными лагунами и темным небом. Старая тема, но выраженная так жизненно, с такой блещущею красотою и яркостью красок, что, казалось, строки мелодичных куплетов и звонкие рифмы стиха были пропитаны знойной венецианской красавицей природой.
— Так это Водов, автор «Ночи в лагунах», — протянула я не то радостно, не то удивленно и, прежде чем редактор успел мне ответить, продекламировала первый куплет.
— Как, вы даже знаете наизусть? — удивился он. — Непременно поздравлю Сергея Вадимовича с новой почитательницей его музы, да еще такой талантливой, как вы!
— Нет, нет, не говорите! — испугалась я.
Мне живо представились насмешливо вскинутые на меня, жалкую дурнушку, глаза поэта.
И всю дорогу от редакции до дома я, помимо воли, не переставала думать о талантливом человеке со смелыми черными глазами, обладающем таким огромным талантом.
Как-то раз, гуляя по набережной, в сопутствии неизменной Вареньки, заменявшей мне компаньонку, я встретила Водова. Он шел быстро и легко, свободной молодой походкой. Увидя меня, он тотчас же прибавил шага и подошел ко мне просто, как к старой знакомой.
— Здравствуйте, — чуть-чуть приподняв круглую меховую шапочку, произнес он.
Я смутилась. Смутилась, во-первых, потому, что не ожидала его увидеть, а во-вторых, от присутствия Вареньки, удивленно вскинувшей на незнакомого ей господина свои подслеповатые глазки. Но отступать было поздно. Водов освободил свою правую руку от теплой перчатки и протянул ее мне.
Я робко подала свою.
— Славный день, — проговорил он и пошел рядом со мною, стараясь соразмерить свои шаги с моими.
На набережной было много знакомых, проезжающих в экипажах и прогуливающихся по гранитным плитам берега, и все они, как мне, по крайней мере, казалось, и мужчины, и дамы, с одинаковым изумлением поглядывали на меня и незнакомого им моего спутника.
