Я все еще смотрел на рисунок, когда вошел Томми Перселл и заглянул через мое плечо.
– А! - сказал он. - Видел, видел. Поздравляю. Так и думал, что это ваш. А я и не знал, что у него такие таланты. Очень тонко… хотя довольно странно, а?
– Да, - ответил я, и мне показалось, что газета скользит у меня из рук, - довольно странно.
Лендис залпом выпил полрюмки шерри.
– Видели газеты? - спросил он.
Я не стал притворяться, что не понимаю.
– Видел сегодняшний "Телеграф", - ответил я.
– А "Стандард"? Они тоже напечатали и дали целый абзац о даровитом ребенке. Вы мне об этом не говорили, - с упреком прибавил он.
– Я сам тогда не знал.
– И про плавание тоже?
– Это все потом случилось.
– Конечно, и там, и тут - Чокки?
– Кто ж еще! - сказал я.
Он подумал немного.
– Довольно опрометчиво, а? Не надо было выставлять эту картинку.
– Мы ее не выставляли.
– Вот досада! - бросил Лендис и заказал еще два шерри. - Да, картинка, - снова начал он. - Фигуры какие-то странные, вытянутые… тощие, что ли. Они у него всегда такие?
Я кивнул.
– Как он их рисует?
Я рассказал ему все, о чем Мэтью поведал нам. Он не удивился, только задумался. Потом начал так:
– И не одни фигуры. Все вертикальные линии длинней, чем надо. Как будто их видит существо, привыкшее к другим пропорциям… как будто там у них все шире, приземистей. - Лендис оборвал фразу, бессмысленно глядя на рюмку. Потом лицо его осветилось. - Нет, не то! Как будто смотришь сквозь особые очки и рисуешь, что видишь, без поправки. Наденьте другие стекла, сокращающие вертикальные линии, - и все станет на место. Должно быть, зрение Чокки не совсем совпадает со зрением Мэтью…
– Нет, не пойму, - сказал я. - Ведь глаз, который видит натуру, видит и картинку.
– Это просто аналогия… - уступил он, - я говорил приблизительно… а может, упростил. Но что-то в этих линиях есть. Пойдемте-ка пообедаем.
За обедом Лендис подробно спрашивал о происшествии в Бонтгоче. Я рассказал, как мог, и он решил, что это чуть ли не важнее рисунков. И тогда, и потом, дома, меня поражало, что он совсем не удивился. Мне даже порой казалось, что он разыгрывает меня - хочет проверить, как далеко я зайду. Но нет, в его речах не было и намека на недоверие; он принимал самые поразительные вещи.
Я все больше ощущал, что он зашел дальше меня - я волей-неволей соглашаюсь принять Чокки как гипотезу, а он просто верит в него. Словно, думал я, он следует правилу Шерлока Холмса: "Когда все невозможное исключено, считайте правдой то, что остается - как бы невероятно оно ни было". Почему-то мое беспокойство от этого усиливалось.
