Никто ничего не говорил, но я уверен: в комнату Марлены кто-то вломился, тут пахло ВЗЛОМОМ, но Мясник, как ИДИОТ, бегал по комнате и хвалил камешки и сломанные вазы, хотя любому человеку СРЕДНИХ УМСТВЕННЫХ СПОСОБНОСТЕЙ было ясно, что какие-то преступники причинили тут ущерб с помощью лома или отбойного молотка, и это еще не все: входная дверь казалась ЖЕРТВОЙ УБИЙСТВА. Я очень встревожился насчет того, как бы защитить только что обретенную подругу с красивыми глазами, в уголках которых часто прячется улыбка.
Чтобы помочь Марлене достать КОШКОЛОГИ, как мы в Блате их именовали, я распахнул дверцы шкафчика, тоже подвергшегося нападению, петля сбоку, и вся штуковина словно ПОСЛЕ АВАРИИ, грузовик врезался в почтовый ящик.
До чего ж аккуратно, похвалил я — ОБЫЧНАЯ ЛЮБЕЗНОСТЬ. Так меня воспитали: если папаша швырял баранью ногу, пробивал пластиковую перегородку, и нога падала перед самым моим носом, кость вперед, ляжка назад, никто и внимания не обращал. Смотри в свою тарелку.
Но вообще-то детство у меня было мирное и спокойное, никаких переживаний. Сидел себе под художественной белой вывеской отцовской лавки МЕСТНО ЗАБИТЫЕ ТУШИ и посматривал на рождественские деревья, привязанные к столбикам веранды отеля «Кортхауз». PINUS RADIATA называли эти деревца, не было в ту пору более симпатичного названия. Эти самые Pinus Radiata увядали в жару, словно приговоренные к казни преступники. Да, ничего особенно приятного, но и никаких тревог, и думать не о чем, жилка бьется на шее, что-то щелкает в затылке, да и то больше ночью, а не по утрам.
Японские кошкологи Мясника не заинтересовали, пока он не запихал нас всех в тесный фургон. Мотор урчал, в ушах у меня звенело под отчетливый высокий посвист «холденского» насоса. Мы уже мчались к следующему МЕСТУ НАЗНАЧЕНИЯ, помоги Боже, где нас ожидало серьезное ВЫЯСНЕНИЕ ОТНОШЕНИЙ с полицией, чему Марлена и Мясник вроде бы только радовались, объясните это, если сможете. Поворотник так и тикал, так и фликал, бяк-бяк-бяк, словно сердечко воробушка или рыбы, как они только терпели, а он знай себе просит у красивой женщины разрешения посмотреть кошкологи, ЗДОРОВЕННАЯ КЛЯКСА чужеземных красок, вонь, как от ГОРЧИЧНОГО ГАЗА или еще какой-то незнакомой гадости, никак не запах искусства, хотя эти чужеземные типографы вроде бы искусство хотят изобразить.
— Что скажешь, Хью? — спросила меня Марлена.
Я отвечал, что все очень мило, в конце концов, может, голова заболела вовсе не от этой химии. В комнате я почуял запах отцовского 22-го после выстрела — КОРДИТ — кролик корчится на земле, пока я не сверну ему шею. Это был запах ВТОРЖЕНИЯ, но законного или нет, откуда мне знать. Ясное дело, кошкологи — ТОНКАЯ НИТОЧКА к выставке в Японии, это я понял, когда увидел, как Мясник поглаживает страницы, сам словно кот, усевшийся вылизывать у себя под хвостом посреди дороги, и пусть грузовик сворачивает, куда хочет.
