Ай-я-яй… где теперь все это, где? Издох тот медведь, сгинул плешивый людоед, а вместе с ним и все остальное — и кухни, и самиздат, и холсты, и премии с аукционами… ау!.. ау!.. аукцион!.. где ты? — Нет его, аукциона, не осталось. Ничего не осталось. Ээ-э, погодите… как это — «не осталось»? Быть такого не может! Что-то ведь да осталось! Гм… а и в самом деле… что-то действительно осталось. Вот он, Сева, к примеру, остался. И жена его Лена. И еще миллионы таких же, привычно осторожных обладателей гибкого позвоночника, твердо знающих, где припасть, а где и подпрыгнуть…
— Эй, папа! Папа!.. Эй!
— А? Что?
— Ну ты астронавт! Я тебя зову, зову, а ты где-то витаешь… Так я побежал, ладно? Будут звонить, переводи на мобильный. Бай!
Хлопнула дверь, убежал мальчик. Вон он, вприпрыжку мчится по тротуару, и встречные девчонки, завидев его, немедленно принимают вид таинственных незнакомок. И мир вокруг мчится вместе с ним, пляшет под его дуду — мир единый, целый и неделимый, без всяких там внешних и внутренних глупостей. Что ты можешь дать своим красивым и сильным мальчикам, Сева? Зачем ты им? Что может предложить раб свободному человеку, кроме темной и нудной науки терпеть? Кроме твоего знаменитого умения копать? Что?
К пяти начали сгущаться сумерки, зажглись фонари, загодя, исподволь приучая улицу к своему желтому рассеянному свету. Сева включил телевизор, походил по квартире, бесцельно подбирая и перекладывая с места на место вещи, постоял у окна, глядя на огни Бейт-Лехема, на уже едва различимый конус Эродиона, на округлые холмы Иудейской пустыни, светлеющие еще дальше, на спуске к не видимому отсюда Мертвому морю. Там остался лежать Клим. Его положили в пустыню всего несколько часов назад, но сейчас Севе почему-то казалось, что это произошло очень давно, годы и годы назад.
Лена должна была вот-вот приехать, на автобусе, потому что машину взял он, и теперь Сева, по крайней мере, мог обозначить цель своей бессмысленной вахты у окна в пустой квартире: он ждал жену. Странно, но давно уже ему не приходилось ждать Лену с таким чувством, даже с нетерпением. Обнаружив это, он отчего-то обрадовался, будто в холодной промозглой темноте нащупал вдруг теплое одеяло и потянул его на себя, и согрелся.
Он увидел ее заранее, еще в автобусе, стоящую у средней двери с рукой на стойке, на кнопке звонка… вернее, нет, не увидел, а скорее угадал, потому что увидеть было невозможно из-за непрозрачной автобусной крыши. Вот она вышла, постояла, пропуская машины, поправила волосы знакомым движением и пошла к дому, поворачиваясь от ветра и ужасно по-своему сжимая в горсти лацканы плаща. Сева метнулся на кухню и включил электрический чайник. Что-нибудь еще? Он вдруг вспомнил, что и сам ничего не ел с раннего утра.
