Впрочем, какая разница.
Я положила ее к себе на колени и прошептала в ухо: «Все будет хорошо, успокойся», — потому что рано или поздно любому ребенку приходится утешать своих родителей. Разумеется, если они до этого не погибнут при пожаре.
— Я не понимаю, зачем все это, — отозвалась она.
— Тсс! — прошептала я и поцеловала ее волосы. — Все скоро кончится.
И не прошло и двух ночей, как оно почти и кончилось: девочки, мертвые, валялись вокруг, Марина восседала на троне, прибитая к нему гвоздями, распятая на кресте, разинув окровавленный рот, готовый принять в себя член Иисуса.
— Пора, — сказала я, и девочки тотчас начали собираться вокруг меня.
Марина вышла на охоту: она единственная продолжала время от времени это делать, хотя с тех пор, как она недавно подцепила сифилис и на верхней губе у нее виднелась отвратительная красная короста, особенным успехом она не пользовалась. Но она должна была скоро вернуться, и тогда мы могли начинать.
Я стояла на помосте для трона, и девочки собрались вокруг меня, словно верные ученицы, сверкающие блестками, демонстрирующие в разрезах кто грудь, кто бедро, кто зад. Разводы губной помады, пятна теней под глазами, словно синяки, скулы, увеличенные пластическими хирургами-любителями из нашей тусовки. В сумочках у них лежали косметички и rape alarms.
В воздухе витал запах их похоти — густой, мускусный и безрассудный.
Одна за другой они подходили ко мне, брали у меня огромные, размером с почтовую марку, промокашки с кислотой, и клали их себе на язык, словно облатку причастия. Затем они так же по одной отходили от трона.
Когда в очереди осталось только три девицы, нетвердой походкой в цех вошла Марина. Ее одежда была мокрой от лившего снаружи дождя.
— Что здесь происходит?
Я раздала последние три промокашки девушкам и ответила:
— Готовимся к встрече с богом.
Марина посмотрела вокруг, увидела рвение в глазах сестер и снова перевела взгляд на меня.
— Мы у него, мля, отсосем! — закричала какая-то девушка непослушным от химического опьянения голосом. Послышались смешки, кто-то взвизгнул.
Марина сразу погрустнела.
— Так нельзя, — сказала она. — Что ты им такого наплела?
— Когда-то я ходила в церковь, — промурлыкала я. — Когда-то я была невинной.
— Малышка, что здесь творится?
Марина стояла в паре шагов от меня, и глаза ее были полны слезами.
— Когда-то я ходила в церковь, — снова промурлыкала я.
— Я уже это слышала. Когда-то я тоже ходила в церковь, Золотце, что с тобой?
