По-татарски скуластое лицо его было хитровато-наглым. Походил он на половецкого хана Кончака из «Князя Игоря».
— Еду в село, — сказал Яков, — так, может, вам, Вера Васильевна и Елена Степановна, что купить надо?
Лена подала деньги.
— Купите нам фунтов пять сушек, — проговорила она, — ребята очень любят.
— Не токмо ребята, я — старуха — тоже уважаю, — снова заговорила обрадованная Егориха.
Вере было противно это заискивание. Она отвернулась к окну. Яков взял деньги и, собираясь выходить, с такой же бодрой непринужденностью, как здоровался, проговорил:
— Сказывают, вчера тут мой старичишка артачился. Простите уж его. Стар стал.
— Да что ты, что ты? Видано ли дело сердиться? — запричитала Егориха, провожая Якова до телеги.
Вера так и не смогла понять, зачем приходил Яков Складенчик. То ли его действительно беспокоила выходка отца, то ли он хотел произвести хорошее впечатление... А может быть, еще имелись причины? Младший Складенчик был и хитрее, и умнее своего отца.
«Но для мерзляковцев этот, наверное, будет еще похуже», — подумала она.
Глава 12
Мария приходила домой неразговорчивая, разбитая работой. Тусклые, без светлинки глаза, по-старушечьи повязанный платок делали ее опаленное, как корка ржаного хлеба, лицо совсем старым. Однажды она сняла свой платок, и Вера увидела, что у Марии стройная белая шея, густые золотистые волосы. Видимо, когда-то она не уступала в красоте своей младшей сестре Анюте. А теперь заботы высушили ее, слиняла под солнцем и ветром Мариина красота.
«Почему же не поможет Анюта? Ведь она крепкая, сильная!..»
Егориха, воровато глядя на дверь, объяснила:
— Анютка-то от Яшки понесет. Вишь, бока какие толстущие, что тебе квашня, — и зашептала-запричитала: — Плохо же одинокой-то бабе! Как стог неогороженной, каждый норовит клок урвать. Да и отрезанной ломоть она. Все по людям живет. Деньги ей платят, так зачем еще поясницу ломать.
Анюта, накинув полушалок, по-прежнему выходила на звуки тальянки за околицу. Видимо, ее не пугало будущее.
— Хоть вой на жниве-то, — жаловалась Мария, — никто не поможет. Свои и то не помогают. А чужим платить надо. У людей уж выжато, сложено, а я... — и скупо всхлипывала, утирая глаза уголком платка.
В такие минуты Вера чувствовала себя виноватой перед этой женщиной.
— Завтра мы пойдем вам помогать, — сказала как-то она. — Анюта с Егорихой здесь справятся.
— Конешно, конешно, управимся, — согласилась Егориха.
Вечером в клети Вера с Леной примеряли лапти, домотканые сарафаны и смеялись на весь дом. Теперь уж они совсем не походили на курсисток. Ни дать ни взять — деревенские девушки.
