В глазах у Евдокимова было столько вежливой скуки и вроде бы даже усмешки, что Ковалев понял: за свою недолгую флотскую жизнь старшему матросу Евдокимову пришлось уже не раз кому-то рассказывать свою биографию, и от очередной беседы с новым замполитом он, видно, другого начала и не ожидал, свыкся уже. И самое неприятное было сейчас для Ковалева то, что он ведь именно в таком роде и собирался спросить. Хорошо хоть, не успел...
— У тебя, кажется, по поощрению десять суток было? — спросил Ковалев.
— Давно было, — подтвердил Евдокимов. — С выездом на родину.
— И как съездил?
— Мысленно съездил, — усмехнулся Евдокимов.
Ковалев внимательно взглянул на него и подумал, что Евдокимов уже дважды поддел его: и сейчас вот, и чуть раньше, когда спросил: «Может, биографию?»
Нынешним ребятам иронии не занимать. Думает, конечно, что поддел... А скажешь ему, что вся его биография только здесь, на лодке, и началась-то по-настоящему, что до этого, по сути, у него никакой своей биографии и не было, а все было как у всех: родился, рос, пошел в школу, стал пионером, комсомольцем, окончил школу; скажешь ему все это — он ведь здорово обидится, потому что если и не само понимание жизни, то уж, во всяком случае, ощущение себя как личности приходит сейчас довольно рано. Можно на берегу посидеть вместе в курилке, выслушать анекдот или самому рассказать какую-нибудь занятную историю, можно поужинать из одного бачка с матросами, «забить козла» в кубрике — и все равно остаться только начальником, человеком, к которому в следующий раз они сами все-таки не придут, пока не придешь к ним ты. Да и тогда они еще посмотрят, с чем ты пришел, с каким разговором: от души ли, от искреннего желания разобраться и помочь или так просто, по долгу службы. Всё они подмечали, каждую малейшую видимость, и уж тем более. — видимость заботы вместо самой заботы и интерес по обязанности вместо настоящего интереса.
Ну, это все философия, это ты для себя оставь. А старшему матросу Евдокимову важно сейчас только одно: до сих пор не съездил в краткосрочный отпуск. Давно уже поощрили, а он так и не съездил...
— Что же, не отпускали? — спросил Ковалев.
— Зачем? Отпускали, — усмехнулся Евдокимов. — Три раза отпускали. Уже и чемодан сложу, и подарки... Да что говорить! — Он махнул рукой. — Чуть что — Евдокимов!.. Я ведь все его капризы знаю.
Это он о штурмане так?.. Очень уж не хотелось сейчас одергивать Евдокимова, разговор и без этого не получался, а все-таки придется напомнить, что начальник не капризами своими руководствуется, а интересами службы. Ну, не так, конечно, не такими словами, хотя и капризы тоже случаются, чего уж там...
