И только при таком национальном познании вещей — ум человеческий может создать то великое, вековое, несомненное, что волшебным каким-то образом — создает целокупность правды-истины и правды-справедливости — единой и нераздельной.
Логика же, оторвавшаяся от народности, от этого громадного дерева, на котором она расцветала и жила с тысячью других листьев, — немедленно вянет и сохнет. Правда, ветер может занести ее под небеса, но нет уже в ней благодатных соков родного дерева — и, иссохнув, она неминуемо разлетится в прах. Такая логика — без почвы, без поддержки, без связи с народной правдой всегда измышлена, случайна, сомнительна — ибо, кроме самой себя, у нее нет никакого иного измерения истинности. Правда-справедливость в ней не сходится с правдой-истиной, и горе тому народу, который знает только эту вторую правду. Творчество духа покинет его — и голая логика, вырвавшаяся в пустоту беспочвенности — всегда создаст что-нибудь этакое вроде лающей розы и благоуханной собаки.
VI
Именно в таком ужасном положении и находится теперь большая часть еврейской молодежи. У нас в Одессе, где она ведает почти всю нашу духовную культуру, где литераторы, референты, ораторы в нашем клубе, посетители библиотек, аудиторий и т. д. почти сплошь евреи, — можно вполне оценить весь трагизм такого положения.[126] От собственного еврейского национального творчества — они оторваны, а русская культура — они воспринимают ее лишь постольку, поскольку она классовая, а не национальная; отсюда такая поразительная легкость, с которою у нас меняются всякие течения, направления, идеологии: самопожирающая беспочвенная мысль летит куда придется, бесплодная, лишенная благодати творчества, оторванная от внутренней, сердечной, народной правды…
Возьмите хотя бы приведенный реферат. В нем логика подошла к вопросу, который для жизни, для сердца несомненно существует, — и одним взмахом уничтожила его, с удивительной легкостью и простотой; вышла нелепость — ничуть не лучше той, которую объявил мой «проблематический господин» в реферате о разграничениях в органическом мире.
И нелепость вышла именно благодаря оторванности от живой, несомненной внутренней правды — правды национальной… Здесь эта нелепость — пустяк, — но если принять во внимание, что она только среднее пропорциональное всех подобных нелепостей, — то вряд ли найдется вещь значительнее ее…
