Но теперь этого рвения нет.
Кому теперь охота — в интеллигентном обществе — ломать копья из-за женского вопроса? Давно переговорили, ничего нового не скажешь. Добрые люди знают уже все доводы за равноправие женщин и верят в них. Князь Мещерский тоже знает все доводы и не верит в них. Вы ничего уже не поделаете ни с первым, ни со вторым.
Значит, нечего и горячиться.
Мы теперь знаем наизусть все идеи, нужные для починки нашей эпохи; для нас спорить об этих идеях есть такая же наивность, как, например, горячиться в защиту того, что лучше писать по-русски без еров.
Мы теперь только стараемся повторять безустанно и упорно эти ставшие азбучными истины для того, чтобы услышали их те, от кого зависит их проведение в жизнь.
Но для нас эти идеи больше не представляют никакого интереса.
И теперь явления жизни уже не могут вызвать у нас таких взрывов мышления, как в дни оны.
Мы уже не увлечемся мышлением.
Мы смотрим на закрытый для женщин университет и вяло констатируем для себя:
Вот ошибка против идеи равноправия женщин.
И если тут же какой-нибудь новичок бросится с жаром доказывать нам, что женщина имеет право на образование, нам станет неловко:
Из-за чего он беснуется? Слыхали. Знаем без него!
А если жизнь не будит в нас мышления, то не может будить его и беллетристика, изображающая эту самую старую жизнь.
Во дни оны человек, читая роман, то и дело невольно задумывался над тем, что ему приводили на мысль изложенные в романе факты.
Теперь этого нет. Я утверждаю, что никто из интеллигенции теперь абсолютно не в состоянии предаться мышлению по поводу прочтенного романа или прослушанной драмы.
Самое большое, если он знает со слов критиков, что чтение должно наводить на мысли, — самое большое — это если он будет в некоторых местах нарочито шептать себе:
Это место наводит меня на такую-то идею. Ах, какая верная идея.
И даже без восклицательного знака.
Поэтому критическая статья, помогавшая мыслить по поводу беллетристики в то время, когда людям естественно хотелось мыслить по поводу беллетристики, — никому и ни на что не нужна теперь, когда по поводу беллетристики мыслить уже фактически и естественно невозможно.
Оттого критика беллетристических произведений теперь не нужна.
И оттого на том поприще, где некогда работали художники — Белинский, Добролюбов, Писарев, — теперь подвизаются — Господи Боже ты мой — гг. Скабичевский и Буренин.
* * *
Это насчет полной бесполезности и ненужности в наше время литературной критики. А теперь упомянем и об ее вреде.
