Вакуум, возникший благодаря фактическому исчезновению из современного сознания литературных образцов интернациональной значимости, которые доминировали над умами людей прошлого, теперь заполняется местными литературами. «Майн кампф», новое евангелие, может поспорить по своей популярности с Библией — за десять лет разошлись два миллиона экземпляров. Маркс и Ленин стали для русских тем же, чем для образованных европейцев тринадцатого века был Аристотель (выпущено двадцатисемитомное собрание сочинений Ленина и уже продано четыре миллиона комплектов). В Италии Mussolini ha sempre ragione — ни один ортодоксальный последователь Моисея или евангелистов не поднимался до столь категоричного заявления.
Народы Запада больше не пользуются совместно сокровищницей древней литературы и мудрости. Все, что у них осталось общего, — это наука и информация. Но наука есть знание, а не мудрость; она имеет дело с количественными, а не с качественными характеристиками мира, тогда как именно последние влияют на нас непосредственно. Покуда мы еще радуемся и страдаем, ее речи кажутся нам по большей части неуместными, не относящимися к делу. Вдобавок эти речи слагаются без помощи искусства, а потому не обладают волшебной силой и не могут укреплять и формировать сознание читателя. То же самое справедливо и для другого элемента международного достояния, а именно информации. Распространители информации часто пытаются придать своим сочинениям волшебную убедительность шедевров искусства, но как редко им это удается! Наши руины не подпереть обломками ежедневных газет. Информация в ее литературном виде имеет своим предметом события, которые представляются читателям по-человечески важными. К несчастью, несмотря на внешний блеск, журналистика трактует эти по существу интересные темы абсолютно неинтересным, поверхностным образом. Больше того, она занята фиксированием истории изо дня в день; она не может позволить себе задержаться на каком-либо отдельном эпизоде. То же происходит и с читателем. Даже если бы ежедневная газета была написана хорошо, сама ее ежедневность уже исключала бы возможность запоминания хотя бы нескольких фраз с ее страниц. Сделанная из дешевой бумаги и типографской краски, газета не переживает дня своей публикации; к заходу солнца она оказывается в урне или мусорной корзине. И в памяти читателя ее содержание хранится едва ли дольше. Ни от кого, ежедневно прочитывающего — вдобавок ко всему остальному — две-три газеты, нельзя ожидать, что он запомнит даже малую часть прочитанного. Вчерашние новости вытесняются из памяти сегодняшними. Мы запоминаем лишь то, что прочли несколько раз и с пристальным вниманием. Именно так, благодаря своему авторитету и мистическому престижу, читались Библия и греко-латинская классика. Но совсем не так читаем мы «Дейли мейл» или «Пети паризьен».
