Если человек глуп — его надо обмануть.
Если он некультурен — над ним надо смеяться.
Если он доверчив — его надо обворовать.
Если он мстителен — надо ему первым такую гадость учинить, чтобы ему не до тебя было.
Если он подл, то будь его подлее вдвое — и он захлебнется подлостью.
Уроков пакостной сообразительности я получил в детстве на всю жизнь. Хитро улыбаясь и почесывая длинную родинку на щеке, дед спрашивал меня:
— Вот нанимаешь ты сторожа. Какого выберешь?
— Самого сильного, — мгновенно отвечал я. — И самого храброго!
— Дурак ты, братец, — отвечал дед. — Перво-наперво пригласи закурить всех. И особо взирай на тщедушных, с дохлой грудью. Это самолучшие сторожа. Он от курева всю ночь кашляет, не до сна ему. А сила и храбрость ему без надобности — у него вместо этого бердан имеется. Тут ведь все просто. Вот найми кучера в теплом тулупе — обязательно сам замерзнешь. А брать кучера надо в худом армячишке — он сам для сугрева всю дорогу бежать будет, и ты скоро доедешь.
— Дед, никаких кучеров давно нет, — говорил я глубокомысленно.
— Хе-хе, дурашка, люди-то все на местах остаются, ты смотри местечко свое не проморгай. Или в худом армяке — бегом, или под волчьей полостью — Богом.
Тогда еще я был пионером, и представление о всемирном братстве бедняков вмешивалось в мое сознание. Я спросил:
— А нельзя, чтобы мы оба ехали в санях?
Дед покачал головой:
— Нельзя.
— Почему? Там же ведь обоим места хватит?
— Хватит, это верно. Но как только он угреется рядом с тобой, отдохнет маленечко, на первом ухабе тебя самого из саней — хлобысь!
— А вдруг не станет он меня выталкивать? Чем ему вместе со мной плохо-то?
— Поживешь — поймешь. Вон по радио говорят, что не от Адама вовсе человек происходит, которого Господь Бог из праха сотворил. А происходит он от обезьяны. Надо же!
— Это точно, — подтвердил я. — Нам училка обо всем этом говорила.
— Вот и не верь ты ей, брешет она, — сказал дед.
— А кому же — попам верить? — спросил я.
Дед посидел молча, потирая пальцами длинную черную родинку на щеке, пощурил на меня с усмешкой подслеповатые глазки, потом сказал:
— Ты и попам не верь. И училке не верь. И комсомольцам своим задрипанным не верь. Ты мне верь — я все знаю.
— А что ты знаешь?
— А знаю я, что если не от Адама, то и не от обезьяны произошел человек. А пращуром ему была противная, вонючая, всежрущая свинья — зверь без разума, без совести и без памяти.
— Не может быть! — удивился я.
— Может, может, — заверил дед. — Выбери самонаилучшего человека и подойди к нему в момент преблагостный, в минуты полной тишины душевной, прислушайся только повнимательней — и услышишь в глубине духа его хрюканье алчности и зла…
