— Пойду взгляну, нет ли у меня грецких орехов, — сказал я ей. И направился к двери. Белка прыгнула на меня. Я поднял руку, чтобы прикрыть лицо. Белка снова вцепилась когтями в мое плечо и скакнула с него…
Как я понимаю, скакнула в четвертое измерение или куда-то в этом роде. Поскольку я искал ее под кроватью, под стульями, в стенном шкафу, в буфете и на стеллаже, и не обнаружил ничего похожего. Она исчезла совершенно, как и слой тапиоки…
Тапиока! Что говорила голова о тапиоке? «Она сейчас думает о тапиоке». Она — это Глория, разумеется. Все это безумие каким-то образом связано с Глорией.
Глория не только не любила тапиоку — боялась ее.
* * *
Я немного подумал, затем взглянул на часы. Глория уже должна была добраться до гостиницы. Я подбежал к телефону, набрал номер.
— Гостиница «Сан-Дрэгон», — отозвался невнятный голос.
— 748, будьте добры, — поспешно сказал я. Несколько щелчков. Затем:
— Алло?
— Глория, — сказал я, — послушай, я…
— А, это ты… Ты не можешь позвонить мне попозже? Я очень занята.
— Могу и позвоню, только ответь мне быстренько, ты боишься белок?
Не говорите мне, что дрожь не передается по телефону. В этот раз, по крайней мере, я слышал, как Глория дрожит.
— Ненавижу их. Позвони мне около…
— Почему ты их ненавидишь?
Подчеркнуто терпеливо она объяснила:
— Когда я была маленькой, я как-то кормила голубей, и белка вспрыгнула мне прямо на плечо и напугала до полусмерти. А теперь, пожалуйста…
— Хорошо, хорошо, — отозвался я, — поговорим потом. — Повесил трубку. Она не должна была так со мной разговаривать. Она не имела права…
А кроме того, чем это она так занята в своем гостиничном номере?
Я отогнал дурные предчувствия и пошел налить себе пива. Глория боится тапиоки, думал я, и тапиока появляется здесь. Она боится звука шагов мелких животных, и я слышу их здесь. Она боится белок, прыгающих на людей, и у меня оказывается белка, которая прыгает на людей.
В этом должен крыться какой-то смысл. Разумеется, можно найти легкий выход — считать, что я сошел с ума. Но почему-то расхотелось так думать. В глубине души я решил не признавать этого, пока не будут исчерпаны все другие возможности.
Дурацкое дело. Смотрите, не поступайте так. Возможно, умнее просто не размышлять надо всем этим.
Единственно, кто может разобраться во всей этой безумной путанице (поскольку Голова исчезла), так это Глория, внезапно подумал я. И тут же понял, почему не рассказал ей обо всем раньше. Из боязни испортить то, что у нас с Глорией было общего. Ну что ж, нужно глядеть в лицо действительности. У нас больше нет общего. От этой мысли сделалось легче.
