Как случилось, что Катенька забеременела, она не поняла сама. Точно была в забытьи, потом очнулась – и – бац – готово. Этого не должно было произойти, никак не должно – она считала дни до и после и всегда знала, когда можно увлечься, заиграться, потерять бдительность, а когда – ни в коем случае. И как решила: “Буду рожать”, – тоже не поняла. Словно попала в как-то иначе закрученное пространство, завитую обратной улиткой галактику, где обстоятельства и решения сваливались на голову без причин, подавались к столу в готовом виде – в виде состряпанной кем-то всемогущим, уже поперченной и пропеченной данности, обусловленной капризной природой сна.
Поначалу тугой животик забавлял ее. Одолевая легкую тревогу, Катенька то и дело любовалась образованием, похлопывала, поглаживала его и отмечала, как растет, растягивается вместе с кожей еще недавно такая крошечная родинка. Потом неожиданно наружу из темной норки вылез белый пупок, и живот стал пугающе быстро округляться, бугриться, в нем что-то заворочалось, оживилось, затолкалось, сверху проступила бледно-табачная пигментная полоса, а снизу его взбороздили какие-то бледные, похожие на тонкие рубчики, вертикально направленные штрихи, будто кожу тянули на разрыв и она уже трещала. Катенька была в ужасе. Ужас окатывал ее и прожигал до корней волос, как волны горячего пара на банном полкe. Рома успокаивал, делал добрые, понимающие глаза, утешал, и у него получалось – ведь Катенька, подобно прочим женщинам, верила не правде, а тому, что хотела услышать.
Схватки начались в конце пятого месяца. И тут же пошли воды. Катенька вовсе не была уверена, что сама строго сочла срок – он тоже свалился на нее данностью, готовой цифирью, измеренной кем-то всемогущим, ответственным здесь за все, вплоть до порождения следствий без причин. Однако в верности подсчета Катенька не сомневалась, поэтому тут же и обмерла в жутком оцепенении, убитая очевидной довременностью события. Где были ее родители, в чьем доме она жила? – Катенька не понимала, все в разуме ее смешалось, все окутывал жаркий, пульсирующий страшными цветными пятнами туман. Роме, с трудом сдерживающему ставший вдруг шустрым, скользящим, убегающим взгляд, только благодаря этому оцепенению, пожалуй, и удалось уговорить Катеньку не вызывать “скорую”, а рожать дома, в ванне, прямо в воду, как было модно, помнится, рожать в конце восьмидесятых. Он даже, змей, предположил, что и саму Катеньку, вполне возможно, уродили точно так же. Вот тоже выдумщик, чертяка, бестия…
