— Господи, конечно же нет! — улыбаясь, сказала Ай Ли А Ле. — А как вы думаете, из чего мы делаем кледиф?
Потом я все-таки спросила ее об игрушечных мишках. Это выражение, конечно, ничего ей не говорило, но когда я описала существо, которое жило в моем книжном шкафу, она кивнула:
— Ах, да! «Книжкины мишки»! Это было еще в самом начале, когда генетики старались все сделать лучше, чем оно есть. Вот тогда они и уменьшили обыкновенных медведей, превратив их в карликов, в забаву для детей, в домашних любимцев. Это были игрушки, но только живые. И в них заложили вполне определенную программу: они должны были всегда быть добродушными, пассивными и преданно любить своих хозяев. Но один из генов, использованных для уменьшения медведей, ученые позаимствовали у насекомых — у ногохвостки и уховертки. И вот игрушечные медведи вдруг принялись поедать детские книжки. По ночам, когда предполагалось, что они будут сворачиваться клубком в ногах у своих маленьких хозяев, они вылезали из кроваток и начинали есть книги. Им очень нравился вкус бумаги и клея. Потом оказалось, что потомство таких медведей обладает длинными проволочными хвостами и странными челюстями, похожими на челюсти некоторых насекомых; в общем, эти существа уже никак не годились для детей. Но изловить их, к сожалению, оказалось очень трудно; они всегда успевают удрать и залезть куда-нибудь в недоступное место — в деревянную мебель или в стену…
Айслак я потом посещала еще несколько раз — мне хотелось повидаться с Ай Ли А Ле. Это не очень-то счастливый и не слишком обнадеживающий мир, но я бы отправилась куда угодно, лишь бы снова увидеть эту добрую улыбку и этот водопад золотистых волос, заплетенных в косы. Чтобы насладиться порцией замечательного кушанья из кукурузы в обществе женщины, которая и сама на целых четыре процента является этим растением.
Молчание азону вошло в пословицу. Первые посетители этого мира решили, что эти изящные грациозные люди немы от природы, что у них нет иного языка, кроме языка жестов. Но позже, услышав, как болтают детишки азону, они заподозрили, что взрослые все же иногда тоже разговаривают, хотя бы друг с другом, а молчат только с иностранцами. Теперь-то мы точно знаем, что жители мира Азону отнюдь не немые, но болтают лишь в раннем детстве, а потом разговаривают крайне редко, причем при любых обстоятельствах. Они не пишут друг другу записки и, в отличие от настоящих немых или тех монахов, что дали обет молчания, не пользуются никакими знаками или какими-либо приспособлениями, способными заменить речь.
