Мать, не затягивая беседы, попрощалась, и Тео снова остался наедине с собой. Он позвонил в больницу — вдруг Кэт тоже одна, и с ней нужно побыть. Трубку взяла Лэнси и весьма прохладно сообщила ему, что Кэт сейчас спит и ему незачем беспокоиться.
— На завтра я тоже взяла отгул, — добавила она, — так что побуду при ней. — Это больше походило на угрозу для него, чем на услугу для Кэт.
— Как она там?
— А ты как думал?
— Слушай, Лэнси, ты говоришь так, точно я спихнул ее с лестницы или что-то вроде того. Это и мой ребенок был, между прочим.
— Знаю, что твой.
— Думаешь, не расстраиваюсь, что меня не было там, когда все случилось? Я бы все равно ничего не смог поделать. Так доктор сказал.
— Никто тебя и не винит, Тео.
Из тона, которым это было сказано, вытекало совсем другое.
Он постоял немного в гостиной, глядя на оставшийся с ночи кавардак — помпейские развалины нормальной жизни, внезапно оборванной катастрофическими событиями. Она сидела здесь и смотрела телевизор, а потом вдруг почувствовала спазмы. Вставая, она перевернула столик — стакан так и валялся на полу, пятно от диет-колы впиталось в мохнатый, видавший виды ковер. Может, кровотечение началось еще до ванной? Тео двинулся по следу Кэт и остановился. Очень уж жутко — все равно что осматривать место убийства.
Он спал всего три часа, но его распирала какая-то дурная энергия. Он включил телевизор и уставился на экран, ничего не понимая.
Что сделалось с его жизнью? Как мог какой-то крошечный зародыш — не ребенок еще, не человечек, что бы она там ни говорила, — настолько все изменить? Да и что это за жизнь такая, когда ты живешь одной только музыкой, но до сих пор не нашел себе места и настоящих людей, чтобы этой музыкой заниматься?
«Слишком уж легко тебе все давалось, — заявила ему мать несколько лет назад. — В школе все учителя нахвалиться тобой не могли, вот честолюбие и не развилось».
Надо было срочно чем-то занять себя — все равно чем. Жалко, что Джонни нет рядом. Посидели бы, подымили, попили холодного пива, потрепались о том о сем. Но Тео не мог себя заставить звонить ему и говорить про всю эту муть. Не сейчас.
Какая она была бледная! Будто из нее сердце вынули, а не какой-то несчастный плод.
Тео перешел в спальню. Там штабелями стояли коробки в ожидании момента, когда он приберет гостевую комнату — репетиционную, как он иногда выражался, хотя мог бы сосчитать по пальцам одной руки, сколько раз сидел там с гитарой. Там предполагалось устроить детскую, и во всех этих коробках лежали детские веши. Лучше Кэт не видеть их, когда она вернется — приданое для малыша, и книжки, и мягкие игрушки, купленные ею на распродаже.
