Записки озабоченного (Гормональный репортаж) | страница 40



Так, помечаем в графике: суббота — Зверюшка. Читаю следующее послание. От Ольги: «Хомо сапиенс, я безусловно хочу встретиться с вами…»

Гуд.

Теперь от Ники: «Мой ласковый и нежный зверь, так воссоединимся же…»

И от Виолы: «Хомо сапиенс, я согласна под Генделя…»

И от «Твоя Я»:

«Вот я на цыпочках, тянусь, тянусь, Лови меня, Твоя я, я — твоя…»

Ага, есть еще послание и от совсем новенькой «физиологички»: «„С шашкой наголо“, мои ножны в твоем распоряжении. Анюта (26 лет, глаза голубые, 172 см, грудь — есть)».

Особенно приятно, что грудь есть…

Итак, что у нас с графиком получается:

Суббота-Зверюшка, Вторник — Ласка, Далее можем предложить следующий вариант:

Суббота (воскресение) — Ольга, Вторник (среда) — Ника, Суббота (воскресение) — Виола.

Вторник (среда)- «Твоя я».

В резерве на подмене — Анюта.

Да, блин — нехилый график выстроился. Прям как на работу ходить. Но справлюсь, в удовольствие все-таки. Пока, по крайней мере.

А вот ни от одной Мерлин писем нет. Значит, и не существует их больше, кроме моей настенкевисящей…

Остаток пятницы и часть субботы корплю над своим материалом об энерготарифах. Дело в общем спорится, и на следующей неделе наверняка сдам. Порадую редактора. Да и себя — гонораром.

Ага, пора ехать на Пушкинскую к Зверюшке.

Топчусь под памятником. Выходит из подземного перехода невысокая, пухленькая, в красном шарфике, блондинка.

— Извиняюсь. Зверюшка?

Она смеется:

— Можешь звать меня Верунчик.

Зверюшка прямиком везет меня к себе домой. Метро, автобус, лифт, квартира. Усаживает на кухне. Так вот легко в дом заводит первого встречного? Неужели такая простая? А чего тогда просто адрес не дала сразу? Боялась, что заблужусь? Или все-таки хотела на меня предварительно глянуть?…

Вера суетится у стола и плиты. Наливает мне чая. Нюхаю — с мятой. Выставляет огромную тарелку с пончиками. Вкусно!!!

Уминаю пончики. Когда я последний раз такие ел. ТАКИЕ — никогда! Да, женщины пытались найти путь к моему сердцу через желудок. Пекли всякие торты. Салаты строгали бог знает из чего. Но таких пончиков — никто, никогда.

Я смотрю на Верунчика. Да она и сама похожа на пончик. Вскипаю, как лис, приметивший колобка. Встаю, прижимаю ее. Точно, эта девушка и на ощупь мягка необычайно.

Верунчик попискивает:

— Кровать у меня там, — ведет в спальню.

Выкатываю ее из одежек. Под нами пуховая перина — нынче это такая редкость.

— Колобок-колобок, я тебя съем.

— Съешь, съешь меня…

— Ням-ням…

И вот уже укатали Сивку Верунчиковы горки. Я притомился, а главное проголодался.