Дверца кареты, где находился Егор, резко распахнулась, и седоусый царский дворецкий – важный до невозможности, наряженный в раззолоченную ливрею и очень похожий на новогоднюю праздничную ёлку – объявил на прекрасном английском языке, улыбаясь холодно и дежурно:
– А вам, дамы и…, э-э-э, господин, предложено пройти в малую беседку! В ту, что расположена ближе к дворцу… Прошу вас, любезные мои, прошу!
За спиной ёлки-дворецкого маячили двое – неприметные такие из себя, но достаточно широкоплечие, старательно прячущие лица за полями широких тёмных шляп.
В беседке, куда их сопроводили, на столе были расставлены блюда с разнообразными сладостями и крупной, ярко-красной клубникой, а также несколько фарфоровых и серебряных кувшинов с прохладительными напитками. Впрочем, никто из особ, облачённых в чадры, к угощениям так и не притронулся. У Егора на то была очень веская причина – он не хотел демонстрировать окружающим свои – явно – мужские руки. Вдруг, кто любопытствующий и не в меру подозрительный – наблюдает за их беседкой через окуляр мощной подзорной трубы? У двух других жён турецкого посланника, очевидно, были свои, не менее уважительные причины. Один только пожилой евнух, регулярно бросая на подопечных злые и недовольные взгляды, воздал предложенным яствам и напиткам должное, громко чавкая и причмокивая.
Неожиданно, со стороны главных дворцовых ворот послышался громкий цокот конских копыт, противно заскрипели о мелкие камушки каретные колёса. Егор, предчувствуя недоброе, торопливо оглянулся на эти звуки.
Тёмно-коричневый, скромный кожаный возок («Определённо – очень знакомая повозка!», – успел высказаться внутренний голос), проехав вдоль прудов до арочного мостика между ними, остановился. Широкая дверца возка тут же распахнулась, и на зелёную травку ловко спрыгнул высокий и тощий кавалер в немецкой одежде, с короткой дорожной шпагой на боку.
«Антошка Девиер, прыщ голландский – с португальскими корнями! Откуда он здесь взялся, вражина подлая и коварная?», – чуть испуганно охнул неприятно удивлённый внутренний голос. – «А сей приметный возок принадлежит князю-кесарю. Ставлю сто золотых голландских гульденов – против одного русского серебряного рубля, что сейчас Фёдора Юрьевича мы и увидим… Впрочем, пока пари не заключено, беру – в срочном порядке – свои слова обратно!».
Антон Девиер, одной рукой торопливо сорвав с пышного светло-пшеничного парика стандартную офицерскую треуголку, вторую руку торопливо протянул по направлению к распахнутой дверце и галантно помог выбраться из повозки великолепной, разодетой в пух и прах Матильде Лаудруп – Снежной Королеве.
