Комната в синем полумраке. Фотография девушки на столе — сама девушка очень далеко. Подоконник с улицы завален снегом, снегом покрыто и все видимое пространство; чуть только выглядывает покосившийся забор, поодаль — дерево-инвалид, на дереве — хмурая ворона. Весь пейзаж обрамлен в обшарпанный оконный переплет и скупо посыпается снежком. Передний план составляют чашка остывшего чаю с тусклым бликом на золотом ободке и дотлевающий в пепельнице окурок. Главный герой молчит и смотрит в окно уже довольно продолжительное время. И сцена эта, несмотря на свою статичность и обыденность, самая трагичная во всем рассказе — вы только вдумайтесь: он сидит, молча, почти не шевелясь, смотрит в окно, в это однотонное, начинающее голубеть пространство — и на фоне всего медленно, но неумолимо падают и падают снежинки. Падают и кружатся снежинки — ведь это страшно, не правда ли?
Но довольно об этом. Ближе к жизни; эти голубые тона придется, пожалуй, скомпенсировать. Как там бишь говорит теория? Оранжевый? Что бы это могло означать… Ладно, пяток апельсинов на розовой скатерти в любом случае не испортят дела. Красное вино в рюмках. Хванчкара? Темновато, но ничего, сойдет. Наконец, она — рыжая, как солнце в кудряшках и с большущими глазами — сидит напротив, хлопает ресницами. Вина выпили от души, языки заплетаются и разговор идет о сексе.
Самое главное, никуда не нужно идти; если потребуется блевать — таз под кроватью. Впрочем, можно и так, в окно, он придержит за ноги. Потом она разденется, станет на стул. Ей нравится, когда ее фотографируют обнаженной; тело ее, несмотря на загар, четко выделяется на фоне бордовых, с разводами, обоев — и главный герой, икая, разглядывает сквозь объектив ее диафрагму. Пленка чужая — и фотоаппарат не его; то-то будет сюрприз товарищу. На ее теле нет симпатичных светлых полосок на тех местах, где должен быть купальник — что за мода пошла загорать голышом…
Отрубился он почему-то в коридоре, куда пошел, чтобы выплеснуть стакан вина; из-под двери тянуло холодом — а ему снился золотой пляж, там было тепло, висело апельсиновое солнце, плескались и загорали шоколадные девушки. А еще ему страшно хотелось пить — но на пляже не было ни единого киоска. Главный герой плюнул в сердцах, содрал с неба солнце и стал его раздраженно чистить — а ветер все что-то тоскливо напевал и напевал под дверью.
Она спала на диване под пледом, свернувшись калачиком — и во сне у нее было детское и обиженное лицо. В окно заглядывало оранжевое, с неживым оттенком, ночное небо — но его никто не хотел видеть.
