Они с Марком вылезают из-под стола и садятся перед своими пустыми тарелками. «Уж и не знаю, как оправдываться, мистер Дэвис», – говорит она чуть не плача. «Ничего особенного, – говорит он, будучи, безусловно, терпимым юношей. – Ну был человек на ярмарке в Кармартене. Я сам недолюбливаю тех, кто капли в рот не берет». – «Пьянство превращает мужчину в мерзкое животное», – говорит она.
Он говорит, чтоб она не беспокоилась, все хорошо, иона предлагает ему фрукты. «Что вы теперь о нас подумаете, мистер Дэвис? Я никогда его таким не видела».
Этот маленький эпизод сблизил их, скоро они уже улыбались друг другу, ее раненое самолюбие было почти исцелено, как вдруг мистер Филлипс распахивает свою дверь и, сотрясая дом, всей своей стокилограммовой тушей низвергается вниз по лестнице.
– Уходите! – нежно крикнула Мэри. – Пожалуйста, уходите, пока он не вошел!
Но времени уже не было. Мистер Филлипс, в чем мать родила, стоял в прихожей.
Снова она потянула Марка под стол и зажмурилась, чтоб не видеть своего отца. Она слышала, как он шарит под вешалкой, ищет зонтик, и поняла, что он хочет делать. Он собрался во двор, чтоб уступить зову природы. «О Господи, – молила она, – помоги ты ему найти этот зонтик и выйти! Только не в прихожей! Не в прихожей!» Он орал и требовал зонтик. Она открыла глаза и увидела, как он тянет на себя дверь. Сорвал с петель, поднял плашмя над головой и шагнул в темноту. «Скорей! Скорей, пожалуйста! – сказала она. – Оставьте меня, мистер Дэвис». И она его вытолкала из-под стола. «Пожалуйста, уходите, – сказала она. – больше мы никогда не увидимся. Оставьте меня наедине с моим позором».
И она расплакалась, и Марк выбежал из дому. И она сидела под столом всю ночь.
– И все? – сказал мистер Робертс. – Очень трогательная история, Эмлин. Как вы на нее набрели?
– Как это – все? – сказал мистер Хамфриз. – Еще совершенно неясно, каким образом Мэри Филлипс попала в «Бельвью». Мы ее оставили под столом в Кармартене.
– По-моему, этот Марк глубоко противный тип, – сказал мистер Томас. – Я бы на его месте не оставил девушку в таком положении, а вы, мистер Хамфриз?
– Под столом! Прелестная деталь! Положеньице. Перспектива, – сказал мистер Робертс, – иначе выглядела в те времена. Узкое пуританство отжило свой век. Вообразите под столом миссис Эванс. Ну и что же дальше? Она умерла от судорог?
Мистер Эванс отвернулся от огня, чтобы сделать ему внушение:
– Вам хорошо хихикать, но на самом деле подобный катаклизм не мог не оставить глубокий след в душе такой гордой, тонко чувствующей девушки, как Мэри. Не то что я отстаиваю столь тонкие чувства, сам базис этой ее гордости, конечно, уже устарел. Но социальная система, мистер Робертс, в данном случае ни при чем. Я рассказываю реальный эпизод, и социальные построения к делу сейчас не относятся.
