– Мы разбили лагерь на Баттонс-филд, – сказал Сидни.
– А мы тут курс лечения проходим, – сказал Черепушка. – Ну, как наш Кашлик? Дает ему папа пилюли?
Мы собрались на берег – Дэн, Сидни, и Джордж, и я, – мы хотели побыть вместе, друг с другом, бродить, орать у самого моря, бросать в волны камешки, вспоминать разные приключения и наживать новые, чтоб потом было еще о чем вспоминать.
– Мы с вами, – сказал Черепушка.
Он взял под ручку Паяльника, и они пошли за нами, передразнивая разлаженную походку Кашлика и охлестывая прутиками траву.
Дэн спросил с надеждой:
– Вы сюда надолго, Паяльник и Черепушка?
– На две недели, как отдать, Дэвис, Томас, Эванс и Хупинг.
Мы дошли до Мьюслейда, бросились на песок, и я стал его собирать и просеивать между пальцев, а Джордж сквозь свои двойные линзы смотрел неотрывно на море, и Сидни и Дэн ссыпали ему на ноги песок, а Паяльник и Черепушка сидели рядом, как двое стражников.
– Мы хотели было в Ниццу податься, – сказал Паяльник, и он ее срифмовал с чечевицей и ткнул Черепушку под ребра, – но здесь воздух для цвета лица пользительней.
– Почище, чем травки, действует, – сказал Черепушка.
В восторге от своего поразительного остроумия, они снова боролись, кусались, бросали друг другу в глаза песком, пока не полегли от смеха, и Черепушка стал утирать кровь из носа бумажной салфеткой. Джордж лежал укрытый песком по пояс. Я смотрел, как море медленно скользит прочь и над ним ссорятся чайки, а солнце начинает смирно сползать к закату.
– Гляньте на Кашлика, – сказал Паяльник. – Правда, необыкновенный? Из песка растет! У Кашлика нету ног.
– Бедный Кашлик, – сказал Черепушка. – Самый необыкновенный мальчик на свете.
– Необыкновенный, – сказали они хором. – Необыкновенный, необыкновенный, необыкновенный.
И они сочинили песню и дирижировали своими прутиками.
– Он не мо-жет плавать.
– Он не мо-жет бегать.
– Он не мо-жет учиться.
– Не мо-жет мяч гонять.
– Не мо-жет в лапту играть.
– Не мо-жет писать.
Джордж стряхнул с себя песок:
– Могу!
– Плавать можешь?
– Бегать можешь?
– Мяч гонять можешь?
– Отстаньте вы от него, – сказал Дэн.
Они, сопя, вплотную на нас надвинулись. Море убегало уже во всю прыть. Мрачным голосом, грозя пальцем, Паяльник сказал:
– Ну, по всей правде, Кашлик, ты необыкновенный? Очень даже необыкновенный? Говори – да или нет?
– Без всяких – да или нет? – сказал Черепушка.
– Нет, – сказал Кашлик. – Я могу плавать, и могу бегать, и я умею играть в крикет. Я никого не боюсь.
