Мирон Я. Амусья.
Новая национальная задача
Если на небе звёзды зажигают, значит это кому-то нужно.
В. Маяковский
НЕ МОГУ МОЛЧАТЬ!
С этой новости начинается каждое утро, как с молитвы у правоверных. Израиль кажется буквально сошедшим с ума. После военного разгрома хамасовцев в Газе страна будто упала на колени, умоляя практически за любую цену выпустить Гилада Шалита. Как палочка в эстафете, эта цель передалась от правительства, ведшего войну в Газе, к новому. В борьбе за пленника неприлично забыли его погибших товарищей, потерянный не в бою танк «Меркава». А ведь двое погибших и пленённый составляли его экипаж. Двое спали, на часах был Шалит. Его промах, пусть и отчасти понятный в восемнадцать мальчишеских лет, привёл, однако, к трагическим последствиям. Но о погибших и их семьях забыли. Центром государственной политики, актом всё нарастающей значимости стало освобождение Шалита, искусственно превращённое в национальную проблему. Конечно, нет прощения государству, которое забывает своих солдат или граждан, живых или мёртвых. Но и забота должна иметь разумную границу.
Казалось бы, операция «Литой свинец» была подходящим моментом для силового решения вопроса. Ведь тогда вся шайка – руководство Хамаса – тряслась за свою шкуру, находясь в бегах или сидя под госпиталем в Газе. Освобождение Шалита могло потребовать новых жертв. Но ведь и вся операция «Литой свинец» была отнюдь не бескровна. Создалось впечатление, по меньшей мере, у меня, что такое освобождение – силой, было приемлемым далеко не для всех. Видно, обменно-торговая манипуляция вместо военной операции в чьих-то глазах выглядит привлекательной.
Хамас назначил чудовищную цену за обмен – 1000 шахидов, включая самых отпетых, за одного израильского солдата. Однако наглое предложение не было отвергнуто. Вместо этого начался базарный торг. В торге участвуют многие члены кабинета министров, таким образом, фактически ведущие переговоры с Хамасом, которого они же якобы не признают. Очевидна нелепость ситуации.
Тяжело писать об этом, а потому я принимался за эту заметку множество раз и откладывал. Мне казалось, что отсутствие личной опасности, подобной той, в которой находится Шалит, требует моего молчания. В конце концов, право пострадавшего, реальной жертвы и потенциальной – должны быть разными.
Но во мне росло убеждение, что в данном деле присутствует далеко не только высокоморальный компонент жалости и готовности помочь своему солдату, гражданину, даже его памяти, что вызывает большое уважение и понимание необходимости жертвы. Уже давно проблема освобождения Гилада Шалита из морально-этической, сформулированной словами «сам погибай, а товарища выручай», стала чисто политической. Я увидел малопочтенное политиканство, увидел, как те же левые либералы, которые делают всё возможное для морального разоружения Израиля, особенно активны в борьбе за выкуп Гилада Шалита. Я предпочитаю пользоваться термином «выкуп», который точнее, хотя и грубее, чем «освобождение», передаёт суть происходящего. Ведь освободить можно и силой, и хитростью, и прямой угрозой главарям «не то худо будет…».
