— Он был записан на автоответчик.
Контатти покачал головой:
— Уэйн забыл стереть запись. Неосторожность, которая меня поражает. Очевидно, он чувствует себя очень уверенно.
— А может, он получил это сообщение перед самым моим приходом.
— Я бы не доверял вам, появись вы в моем доме.
— А как же любовь?
— Любовь не слепа, как принято думать. — Он посторонился, позволив официанту поставить на стол поднос с капуччино, и попросил его: — То же самое мне. Ах да, я забыл, что я же англичанин. В таком случае мне, пожалуйста, чай.
Официант удалился.
— Какие новости из Вашингтона? — с безразличием поинтересовалась Мерилен.
Контатти был удивлен:
— Какие новости?
— Шаги, предпринятые нашим министром иностранных дел, с тем чтобы воспрепятствовать обмену…
— Ничего не известно.
Мерилен была уверена, что никаких официальных шагов британского правительства по отношению к американскому и не было.
— Так, значит, решено?
— Что-нибудь станет известно после обеда. А мы пока подготовимся к очевидному. Ничего больше.
— К случайному кровопролитию.
Контатти, похоже, расстроился, на лице его отразились беспомощность и огорчение.
— Представляю, как сейчас в «Форте Ленглей» наш черный, даже красный человек Рудольф Форст…
Действительно, несмотря на ночное время, работа там шла полным ходом. В отделе регистрации заключенных на базе ЦРУ в «Форте Ленглей», штат Виргиния, ученый Рудольф Форст ожидал у окошка тюремной камеры. Это был человек среднего роста, в очках, с залысинами на висках, выглядел он намного старше своих пятидесяти лет и походил на заурядного мелкого служащего.
Офицер отпер дверь, вручил ему личные вещи, уложенные в небольшой чемоданчик, и велел подписать какую-то бумагу. Потом за ним пришли еще несколько человек, из них трое были в штатском с бейджиками в петлицах пиджаков.
Форст насмешливо посмотрел на них. Все-таки свобода уже близка. Сейчас его отвезут в Вашингтон, и оттуда он полетит в Европу.
Сощурившись, Контатти подсчитывал:
— С учетом ветров и температуры, чтобы прибыть сюда в три часа ночи, самолет с Форстом должен взлететь… ну-ка посмотрим… — Он взглянул на часы. — Через десять часов. А русский, напротив, будет лететь на четыре часа меньше. Значит, он вылетит в двадцать три часа. — Он посмотрел на Мерилен и улыбнулся. — Я вам сказал, как зовут нашего американского коллегу, который с нетерпением ожидает возможности обнять свои детей и свергнуть правительство Южной Америки?
— Нет. Киссинджер?
