Золотое Дѣло | страница 47




Захар немного посидел, глядя в окно затем поднялся и отправился в вагон-ресторан. Все столики оказались занятыми. Из встроенных в потолок динамиков, звучала симфоническая музыка. Пассажиры в основном пили пиво, реже вино, тихо переговариваясь друг с другом. Оглядев все столики, Захар увидел свободный табурет за стойкой бара. Заняв его он заказал «Штернбург Пилс», жестом указав на золотистую этикетку. Бармэн лихо откупорил бутылку и стремительно перелил её содержимое в высокую, стеклянную кружку. Захар сделал два больших глотка, достал сигареты и осмотрелся. Рядом с ним, улыбаясь друг другу пили пиво мужчина и женщина. Не успел он закурить, как бармен подвинул к нему пластмассовую пепельницу.

— А ведь вы русский? — Захар оглянулся. К нему обращалась сидящая рядом женщина.

— Да… Это так заметно?

— Я сразу узнала, — женщина улыбнулась, — сама не знаю как, но всегда узнаю соотечественников. Меня зовут Люба, Люба Гастенбаухен, — она протянула руку, а это мой муж Виктор, — она на французский манер сделала ударение на последний слог, — он не говорит по-русски, как я не стараюсь, но очень многое понимает…

У неё был низкий, грудной голос и очень наивный, беззащитный взгляд. Захар представился, пожал её тонкую сухую ладонь и наоборот полную, влажную ладонь её мужа.

— Вы здесь по делам или на отдыхе?

— Наверное и то и другое, — Захар на миг задумался.

— А мы здесь живём…

Женщине было явно приятно говорить на родном языке. Она щебетала без остановки, а Виктор не сводил с неё своих больших голубых глаз. Казалось его радует звук её голоса. Вскоре освободился столик и они пересели за него. Виктор тут же заказал для всех пиво и вайсвурст с маринованной брюсельской капустой.

— Нас привезли в Германию в самом конце 41-го, — рассказывала Люба, — мне было почти 11 лет, сестре Наде 15. Отца я плохо помню, в основном по рассказам сестры. Он был tierarzt, по-русски это значит доктор для животных…

— Ветеринар, — подсказал Захар.

— Именно… Так вот однажды зимой, чтобы не умереть от голода, колхозники зарезали единственную корову. Люди выжили, а папу арестовали за то, что якобы корову зарезали с его разрешения. Потом был короткий суд, мне кажется я это помню, и мы больше никогда о папе не слышали. Мама, после этого долго болела и умерла от туберкулёза. Мы сперва жили у бабушки, а затем когда её не стало, с тёткой Машей, папиной двоюродной сестрой. Она была очень жадной и вредной, не пускала нас в школу, заставляла работать с утра и до ночи, кормила раз в день. Мы даже не знали, что идёт война, пока за нами не пришли солдаты… Можно сигарету?