Однажды, рассматривая альбом с репродукциями Диего Веласкеса, Захар обратил внимание, что многие лица на портретах, едва уловимыми чертами, похожи друг на друга. Он поделился сомнениями с Рощиным.
— Удивительно, что ты это заметил, — оживился Алексей Петрович, — это профессиональная болезнь художников. Вот представь себе, Веласкесу позирует знатный испанский герцог. Целый день обливаясь потом, идальго стоит в стальной кирасе увешанный оружием и тяжёлыми доспехами в душной мастерской художника. На следующий день он нужен опять, потому что Диего успел сделал только общие эскизы и всего несколько деталей. Но теперь у благородного рыцаря нет ни времени, ни желания, провести в пропахшей красками мастерской ещё один день и он под любым предлогом, отказывается позировать. Веласкес в панике, ведь деньги им уже получены и даже потрачены. Что тогда делает художник?
— Что? — переспросил Захар.
— Тогда он берёт зеркало! И теперь все недостающие детали, ну например уголок глаза или мочку уха, он рисует с себя. У него просто нет другого выхода и в конце концов, практически любой портрет художника, это немножечко автопортрет…
Через два месяца после отъезда полковника, Захара вызвали в НКВД. После короткой беседы он в сопровождении офицера вернулся в госпиталь, наскоро попрощался с персоналом, собрал вещи и тем же вечером вылетел на фронт. На военном аэродроме под Будапештом, его встретил один из знакомых ему адъютантов Рощина и отвёз его в штаб 3-го Украинского Фронта. С Рощиным они встретились только через четыре дня, к тому времени Захара постригли, переодели в форму, поставили на довольствие и даже задействовали в разборе завалов местной школы.
— Ну, с прибытием, — Рощин крепко пожал Захару руку, — всё сделал как обещал!
— Спасибо большое, Алексей Петрович!
— Как устроился, с ребятами познакомился?
— Да всё в порядке, я в третьей роте…
— Вот и отлично, кто там ротный?
— Майор Сологуб!
— Замечательно, — Рощин на мгновение задумался и неожиданно спросил, — ты спирт пьёшь?
— Да, пробовал несколько раз, ещё в госпитале…
— Тогда давай, помогай Толмачёву накрывать на стол, сейчас ужинать будем! И не забудьте Сологуба позвать…
На застеленном газетами столе в кабинете полковника, аппетитно пахла большая банка тушёнки с гречкой, крупно нарезанное сало «шпик» с широкими прожилками розового мяса, буханка ржаного хлеба, несколько сваренных вкрутую яиц, луковица и плитка трофейного шоколада. Последним пришёл майор Вася Сологуб, он принёс местный кулинарный деликатес — горячий гуляш с картошкой в чугунном казанке. Завершала натюрморт фляга со спиртом:
