Он распалился: глаза выкатились из орбит, налились кровью, ноздри раздувались, подбородок подрагивал.
– Хорошо, хорошо, мы уйдем… Ваша племянница не сделала ничего плохого.
Бояринов все еще не мог остановиться.
– Сестру я помог похоронить, достойные поминки справил, хотя она меня знать не желала! Денег на памятник дал… А в остальном увольте. Мы с Улькой как были чужими, так и останемся! С сестрой, Надеждой, не сошлись характерами, а с племянницей и подавно!
– Вам известно, кто отец Ульяны? – рискнула спросить Астра.
Николай Порфирьевич стукнул по столу кулаком, да так, что поднос с блинами подпрыгнул, зазвенели тарелки и стаканы.
– Нагуляла сестрица дочку, зачала в блуде! А где, с кем, то не моя забота! Надька теперь перед Господом отчет держит, не перед людьми… С меня за нее спросу быть не может.
Он пыхтел, как паровоз, и это «благородное» возмущение опять казалось наигранным. Бояринов слишком бурно выражал свои эмоции.
Фотографии, запечатлевшие Ульяну во время прощания с покойной старушкой Горелкиной, все это время лежали перед ним. Он старательно отводил от них глаза.
Астра под столом наступила Матвею на ногу.
– Последняя просьба, и мы удаляемся! – примирительно улыбнулся тот.
– Что-о? – взбеленился хозяин. – Еще какие-то просьбы? Если касательно Ульки, то… Денег не дам! Ни под каким видом! Это наглость…
Он не успел договорить, как Матвей чуть придвинул к нему снимки:
– Взгляните, будьте любезны…
В его голосе прозвучала вежливая настойчивость, и Бояринов не сумел противостоять ей. Должно быть, ему не терпелось избавиться от назойливых «журналистов». Он опустил глаза и уставился на фото, пробурчал:
– И что дальше?
– Вы узнаете свою племянницу?
– Разумеется, узнаю! Я еще в своем уме!
– Когда вы видели ее в последний раз?
– На похоронах Надежды… а в чем, собственно, дело?
– Раньше вам приходилось общаться с ней?
– Я же вам русским языком объяснил: сестра со мной отношений не поддерживала. Про дочку написала один раз, когда та родилась… и все!
– Вы ей ответили?
– Нет! – с вызовом ответил Николай Порфирьевич. – Я рассудил по справедливости. Сама нагуляла, сама пусть и воспитывает. Разве я не прав?
