Газета Завтра 302 (37 1999) | страница 35
Впрочем, ничего нового в этом лицедействе нет, и гораздо примечательней другое — восторг и ликование, эйфория и экстаз, охватившие души участников пакта. Явлинский радостно возопил: “Настало наше время!” И тут же придался мечтаниям в духе известной героини Островского: “Вот если бы к степенности Серапиона Мордарьевича прибавить развязность Балтазара Балтазаровича...” — “Вот если бы к моему рейтингу прибавить рейтинг Степашина!..” И что? Получилось бы 15. А сам генерал и вовсе оборзел. В разговоре со Сванидзе он решительно заявил, что начинает “бег на дистанцию в 800 метров”, — т. е. борьбу за президентское кресло. И добавил: “Я! Мы! Готовы взять ответственность за страну!”
Боже мой, и это говорит человек, который, как упоминалось, отрекся от попавших в плен солдат, незаконно завербованных его ведомством. 13 августа в интервью “Комсомольской правде” он допытывался у своего собеседника Александра Гамова: “Для кого я ненадежный, Саш? Для власти? Для страны? Для президента? Для губернаторов? Для зарубежных партнеров?..” Остановись, генерал! Ты ненадежен и проклят хотя бы уж теми солдатами, если они живы, от которых отрекся.
Но он тут же и сам себя опровергает в лучших традициях знаменитой унтер-офицерской вдовы: “Потому-то меня и убрали, что я надежный! Для всех надежный.” Вот те раз! Кто убрал-то? Президент. Зачем он будет убирать главу правительства, который для него надежен? Значит, именно для него и ненадежен, несмотря на всю свою пламенную любовь к нему.
Правда, тут есть одна жутковатая подробность:
“Я не стал обслуживать интересы определенной группы, которая и посчитала, что в этой ситуации я ненадежен”. Так что лично для президента генерал, может быть, и надежен, и мил, но есть “определенная группа”, которой он не по нраву, и она столь могущественная, столь вездесуща, что в силах по своей прихоти заставить президента, невзирая на вселенское позорище для него, выставить главу правительства, не проработавшего даже трех месяцев. И храбрый генерал, то и дело толкующий о своей офицерской чести (“Я ответил: “Борис Николаевич, я ни в какой другой команде не состою, а с вами я остаюсь, это факт”. “И сказал, как положено офицеру: “Честь имею!”), сей храбрый генерал не смеет не только назвать хоть одно имя из таинственной “определенной группы”, но даже намекнуть, что это такое, откуда она. А ведь ясно же, что это противозаконная антигосударственная сила, которая делает все, что хочет. Степашин обязан был знать о ней еще на своих прежних должностях директора ФСК, министра юстиции и МВД. И не только знать, но и объявить о ней народу и вести с ней борьбу. А он и теперь трусит.