Отвернувшись от окна, я смотрел на деда в сгущавшихся сумерках. Все в нем - от выступающего подбородка до загрубелых рук - говорило о той строгой дисциплине, которую он соблюдал всю свою жизнь: работа с 13 лет, унижение безработицы во время Великой депрессии, десятилетия тяжкого труда в каменоломне. Нелегкая жизнь. Я поцеловал его в щеку.
- Нам пора, дедушка. Я заеду за тобой, если ты решишь поехать.
Он сидел неподвижно, глядя перед собой и попыхивая старой трубкой.
Через несколько дней Кэрри попросила у меня адрес деда.
- Зачем тебе? - поинтересовался я.
Она засовывала аккуратно сложенный листок бумаги в голубой конверт.
- Я хочу послать ему подарок. Я сама его сделала.
Я медленно продиктовал ей адрес, чтобы она успела записать. Кэрри выводила буквы и цифры медленно, сосредоточенно, стараясь, чтобы все они получились ровными и круглыми. Закончив, она положила карандаш и твердо заявила:
- Я хочу сама его отправить. Отведи меня к почтовому ящику.
- Попозже, ладно?
- Мне надо сейчас. Пожалуйста.
Пришлось подчиниться.
В День благодарения я проснулся поздно от восхитительного запаха пасты с соусом. Мама приготовила свой особый обед: равиоли, индейка, брокколи, сладкий картофель и клюквенный соус - дивное смешение итальянских и американских традиций.
- Накрывай на четверых, Кэрри, - сказала она, когда я вошел в кухню.
Кэрри замотала головой:
- Нет, мама, на пятерых. Дедушка приедет.
- Ах, милая, - произнесла мама.
- Он приедет, - спокойно проговорила моя сестра. - Я это знаю.
- Кэрри, прекрати. Он не приедет, и ты это знаешь, - сказал я. Мне не хотелось, чтобы этот день был испорчен для нее несбывшимися надеждами.
- Ладно тебе, Джон. - Мама посмотрела на Кэрри. - Поставь лишний прибор.
Из гостиной пришел папа. Засунув руки в карманы, он стоял в дверях и наблюдал, как хлопочет Кэрри.
Наконец мы сели за стол. Какое-то мгновение все молчали. Потом, взглянув на Кэрри, мама сказала:
- Думаю, сначала мы прочтем молитву, Кэрри? Сестра посмотрела на дверь и, наклонив голову, забормотала:
- Благослови нас, Боже, и пищу, которую мы будем есть. И дедушку… и помоги ему поторопиться. Спасибо, Боже.
Переглядываясь, мы сидели в молчании, не желая началом трапезы утвердить отсутствие деда и разочаровать Кэрри. В холле тикали часы.
Внезапно в дверь негромко постучали. Кэрри вскочила, помчалась по коридору и рванула дверь:
- Деда!
Он стоял прямо, в своем черном, залоснившемся костюме, единственном, который у него был, одной рукой прижимая к груди черную шляпу, а в другой держа коричневый бумажный пакет.
