— И что это должно доказывать? — спросил он, бросив бумаги на стол.
— Что ты ошибся, — спокойно ответил я, — она вовсе не чудовище. Скорее наоборот, она делает все возможное, чтобы им не стать.
— Надеюсь, ты не ждешь, что я теперь изменю свое мнение насчет вампиров, — Глеб смотрел на меня выжидающе.
Остальные присутствующие молчали, давая нам возможность выяснить отношения.
— Нет, — я был все так же невозмутим, — мне интересны не все вампиры, а только она.
— Значит, по-твоему, она просто жертва обстоятельств?
— Ты сам видел бумаги, — я развел руками, — тебе решать.
— Возможно, я и решу, — он выдержал паузу, прежде чем продолжить, — но позже. Сейчас есть дела поважнее. — Глеб пытался избежать этого разговора, а я и не собирался на него давить.
Достаточно того, что он видел распечатки, а значит, у него будет над чем поразмыслить на досуге. К тому же у нас действительно были куда более неотложные дела. И я кивнул ему, давая понять, что разговор окончен, и я не стану настаивать на его продолжении.
Теперь, по крайней мере, я мог быть уверен в том, что наша команда уже не так враждебно настроена к Амаранте. Тут не требовалось никаких слов, чтобы это понять, все было отлично видно по лицам собравшихся. Более того, я прекрасно понимал, что подобный разговор был бы им неприятен, хотя бы потому, что тут собрались охотники, которым трудно было признать, что вампир может быть достоин жизни. Но я также отлично знал, что, если кто-то из них вдруг встретит Эмми, он не единожды подумает, прежде чем нажать на курок.
По этим причинам я посчитал свою миссию выполненной и забрал бумаги со стола. Вот так, почти без единого слова, состоялся самый тяжелый разговор в моей жизни.
11
ОХОТА
Через некоторое время в кухне возобновился прерванный мной разговор. Я увидел, как отец довольно кивнул, когда ко мне неожиданно обратилась Ксюша:
— Влад, я бы хотела поговорить с тобой. Может, выйдем на улицу, если ты не против?
Я не был против, и мы вышли. Было далеко за полдень, и солнце начало уже клониться к закату. Мы с Ксенией остановились на крыльце дома. От ее былой уверенности не осталось и следа. Она опустила голову и задумчиво ковыряла землю носком туфли. Сейчас она была похожа на ту маленькую девочку, которую я знал когда-то давно, и я не мог не улыбнуться своим воспоминаниям. Должно быть, она наблюдала за мной из-под опушенных ресниц, так как моя улыбка придала ей смелости, и она, наконец, заговорила:
