Ксюша поднялась, собираясь уйти, но я взял ее за руку и усадил назад. Зачем еще кому-то страдать. Хватало и того, что мое собственное сердце рвалось на части.
— Прости, Ксюша, — если я и должен был просить прощения у кого-либо, то это у нее. Она всегда была очень добра ко мне. — Все не совсем так, как ты думаешь. Она уже далеко, и вряд ли я когда-нибудь еще ее увижу, — слова отдавались внутри меня глухой болью, но я продолжал: — Я отпустил ее, потому что не мог поступить иначе, но я не собирался уходить вместе с ней.
Я чувствовал, что мои последние слова могли быть ложью. Кто знает, как бы я поступил, если бы она позвала меня с собой?
— Я поняла, Влад, — ее голос был все еще полон печали. — Я хочу, чтобы ты знал, я всегда буду на твоей стороне, что бы ни случилось, — с этими словами она встала и ушла в дом.
Я больше не пытался ее удержать.
Снова мы были одни. Только я и лес. Я внимательно всматривался в него, но никакого движения больше не было под его кронами. Должно быть, мне показалось, подумал я. Сегодняшний день был очень тяжелым, так что может померещиться и не такое. Дверь снова открылась, выпуская следующего моего визитера. Забавно, видимо, они собираются ходить ко мне по одному, чтобы высказать свое мнение. Ох, не хотел бы я оказаться один на один с Глебом. Но это был Дима, он не стал садиться рядом со мной, а предпочел облокотиться на перила справа от меня. Держит дистанцию: значит, он все еще обижен.
— Как ты мог так поступить со мной? — спросил он сурово. Так и есть, его больше волновало мое предательство по отношению к нему, чем то, что я выпустил на волю вампира. — Мы ведь братья, и я верил тебе, Влад.
— Послушай, Дима...
— Не называй меня так, — прервал он меня. Все серьезней, чем я думал.
Брат запрещал мне называть его Димой и требовал официального обращения, только когда был очень зол или обижен на меня. До сегодняшнего дня это случалось только раза два.
— Хорошо, пусть будет Дмитрий, — я не видел смысла спорить.
Он кивнул, соглашаясь, и я продолжил:
— Так вот, Дмитрий, подумай сам, какой у меня был выбор?
— Ты мог бы мне все рассказать, — снова перебил он.
— И что бы ты сделал? Помог мне? — Мои слова попали в цель.
— Я мог бы отговорить тебя.
Я покачал головой:
— Не мог. Мы оба это знаем. Все стало бы только тяжелее, возможно, мне пришлось бы вырубить тебя менее гуманным способом.
— Не говори ерунды. Вон какой синяк я тебе поставил, — в его голосе прозвучала гордость.
