Посев, 2010 № 01 (1588) | страница 36

. Отказываясь от борьбы за конкретные цели – восстановление Монархии как исторической формы правления, лидеры контрреволюции заменяли их абстрактными идеями. Тому же Деникину принадлежит фраза: “Счастье Родины я ставлю на первый план”^>[33]. К этим словам генерала присоединилось бы подавляющее большинство белых офицеров. Но счастье Родины – понятие именно духовное. Для белогвардейцев ведь счастье России ассоциировалось с такими понятиями, как долг, честь, слава, величие державы. Крестьяне, как и рабочие, подобными категориями вообще не мыслили, для них понятие счастья имело гораздо более конкретно-приземленное содержание: лошадь, урожай, изба, выходной и пр. это наиболее ярко проявилось при восприятии офицерством и крестьянами результатов Брестского мира. Для офицеров он был национальным унижением, а крестьяне отнеслись к нему равнодушно – землица-то оставалась в их руках, а о таких словах, как контрибуция они и не слышали. Непонимание мужицкого менталитета привело, в свое время, к неудаче “хождения в народ”, когда к антиправительственным призывам народников-интеллигентов крестьяне, в лучшем случае, оставались равнодушны.

Нежелание лидеров Белого движения властвовать также негативным образом сказалось на их взаимоотношении с народными массами, которым генетически присуще сакральное отношение к высшей власти, какой бы суровой и жестокой она не была^>[34]. По словам современного историка А.К. Соколова: “Диктатура пролетариата на деле осуществлялась политической элитой большевистской партии, фигурами ее вождей. Вождизм неизбежное следствие власти хаоса и толпы, ее жажды найти ориентиры в бурном океане событий. Вожди выступают от имени трудящихся масс, подхватывая их настроения и чаяния и навязывая им свои идеи”^>[35]. Народ и искал ориентиры в бурном океане событий и готов был пойти за настоящими вождями. А их образ в массовом сознании всегда мифологизировался. О Л.Д. Троцком, например, ходила молва, будто он “есть отчаянный сын тамбовского губернатора и вступился, хоть и другого звания, за рабочий класс”^>[36]. В данном случае важна не историческая нереальность подобного рассказа, а породившая его социальная среда. Большевистские лидеры умели властвовать, белые – нет. Последние даже разрушали в народном сознании мистическое отношение к власти. В этом плане примечателен эпизод, описанный главой военного духовенства Русской Армии Врангеля митрополитом (в 1920 г. – епископом) Вениамином (Федченковым). Однажды на прием к барону пришла депутация крестьян, в чьих глазах Врангель был полновластным хозяином Крыма, почти что царь. Яркая, можно сказать, героическая внешность затянутого в черкеску главкома только укрепляла это представление. Крестьяне, по привычке боявшиеся высокого начальства, попросили владыку Вениамина присутствовать на встрече с бароном. В назначенный день Врангель принял депутацию, обошел всех, энергично поздоровавшись с каждым за руку. А вот это – вспоминал владыка – совсем не необходимо