Посланник табакерку и мопсов очень хвалил, хотя и не верил, что в России, стране темной и дикой, сделана вещица столь изящная. Думал: не иначе, хитрый Черкасов тайно заказал ее в Дрездене и выдал за русскую, чтобы похвастаться, как у него налажено дело порцелина. А кроме Дрездена, думал посланник, нигде не смогут сделать такой отменный фарфор и такой отменный рисунок, только что еще в Китае.
И не узнал саксонский посланник, что мопсов писал мужик по фамилии Черный, битый батогами и сидевший на цепи за нерадивость, а сделал табакерку Дмитрий Виноградов, ученый и художник, которого все еще вспоминают немецкие профессора, потому что редко встречается такой ум, знания и таланты в одном человеке. Батогами его, правда, не били, но на цепи держали.
Давно уже был он болен, чем — неизвестно, и сам думал, что название его болезни — тоска.
Радоваться бы ему, что сделал фарфор, но с тех пор как фарфор получился, жизнь пошла совсем худо, за ворота фабрики он уже выйти не мог и жил как в тюрьме.
И вспоминал он часто: в детстве рассказывали в Суздале, что если на Руси мастерам-каменщикам приходилось строить красивый храм, глаза им выкалывали и ломали руки, чтобы не сумели они когда-нибудь еще построить столь же необычайное сооружение.
От таких мыслей он пил, чтобы отогнать тоску, — тоска не отпускала.
Черкасов велел жалованья Виноградову не давать. Сидеть бы Виноградову в своей лаборатории впроголодь, если б старуха, жена Ивана Черного, не носила ему потихоньку хлеб, сало или пирог с рыбой, пряча сверток под большим черным платком; узнали бы, били бы старуху.
На цепи сидел Виноградов, чуял близкий конец и пляшущими, толпящимися буквами спешил кончить записки: «Обстоятельное описание чистого порцелина[113]». Он знал все о фарфоре, его прихоти, капризы. Фарфор был привередлив. Фарфор был требователен ко всему: к своим создателям, к глине, к воде, к температуре. Вода, земля и огонь должны были трудиться над его сотворением, а больше всего — тот, кто создавал его. Виноградов знал свойства фарфора. А в приступах тоски подозревал за ним еще и свойство, которое страшился бы записать даже в бреду: был фарфор беспощаден к своим творцам.
Виноградов торопился описать другие свойства, чтобы после него в России знали секрет фарфора, и как вести обжиг, и как делать краски:
«I Золотая. Золото, — писал он, — распущается следующим образом: возьми один червонец, разбей его тонко, разрежь на маленькие кусочки и распусти в трех квинтах
