В XIX веке среди «золотой молодежи» возникла мода на шуточные адреса, которые петербургские щеголи в присутствии легкомысленных и смешливых барышень небрежно бросали извозчикам: «Угол Малой Охты и Васильевского острова», «На пересечении 21-й и 22-й линий», «На углу Большой Морской и Тучкова моста».
Складывалась традиция петербургского, понятного только петербуржцу, юмора. Многие пожилые ленинградцы должны помнить бесхитростную речевку – любимую дразнилку послевоенных ленинградских дворов: «Улица Мойка, дом помойка, третий бачок слева». У автора этой книги она отчетливо всплыла в памяти после того, как он услышал ее совсем недавно из уст современного петербургского подростка. Традиции живут.
Но и в советский период истории города фольклор, который, как мы уже видели, носил отчетливо выраженный оппозиционный характер, не был лишен безобидного юмора. Он сохранил свою внутреннюю независимость. Вот образец шуточного адреса исполкома Кировского района, посещение которого всегда связывалось с бюрократической волокитой и чиновничьим чванством: «Проспект Стачек, дом собачек, третья конура справа».
И это тоже топонимика. Но – альтернативная, народная.
Повышенный интерес низовой, фольклорной культуры к тому или иному историческому лицу, как правило, возникает при острой недостаточности документальной информации. И хотя Пушкин будучи одним из любимцев истории, не был обделен вниманием официальных летописцев, интерес к нему фольклора огромен. Наряду с документальной создавалась параллельная, фольклорная биография поэта, фрагменты которой дошли до нас в виде легенд и преданий, мифов и анекдотов о любимом национальном поэте. В бескрайнем океане пушкинской мифологии нас интересовала только та часть, которая так или иначе связана с Петербургом, с его архитектурными, географическими или иными городскими реалиями. Мы сознательно опускали фольклор, место действия в котором либо не обозначено, либо носит универсальный, а значит, необязательный характер. Нам кажется, что Пушкин, принадлежа всей России, в первую очередь принадлежит Петербургу. Не случайно целая эпоха в истории Петербурга, включая его культуру, быт и биографии современников – от чиновников Иностранной коллегии, куда поэт был зачислен по окончании Лицея, и до венценосных особ, – носит имя Пушкинский Петербург. Нам хочется взглянуть на этот Петербург не глазами ученых хроникеров, а глазами уличных рассказчиков и салонных острословов, дорожных попутчиков и семейных корреспондентов, глазами доброжелателей и завистников, беззлобных лгунов и милых выдумщиков, то есть глазами простых людей. Все они были его почитателями или хулителями, его друзьями или врагами, его соседями или приятелями. Все они были его современниками, а значит, все они составляли часть его биографии.
