4. Что таков порядок природы, это я докажу вам от Писания. Соломон был сын царя, и царя знаменитого; но отец этого последнего был из числа людей бедных и незнатных; таков же был и дед его по матери, иначе он не выдал бы своей дочери за простого воина. Но если ты будешь восходить выше, то после этих бедных предков снова увидишь знаменитейший царственный род. То же можно наблюдать и относительно Саула, и многих других. Итак, не будем же гордиться предками. Скажи мне в самом деле, - что такое род? Не что иное, как одно пустое имя. И это вы узнаете в последний день. Но поелику он еще не наступил, то мы постараемся убедить вас известными нам ныне обстоятельствами в том, что знаменитость происхождения не дает никакого преимущества. Когда наступает война, голод или какое-нибудь другое бедствие, тогда ничтожество всех мнимых преимуществ знатного происхождения обнаруживается ясно. Приключится ли болезнь или моровая язва, она не знает различия между богатым и бедным, между славным и бесславным, между знатным и низким; так точно и смерть и другие перевороты: одинаково они постигают всех и, что всего чуднее, особенно богатых. Чем беспечнее последние ведут себя в таковых обстоятельствах, тем легче погибают. Даже страх сильнее действует на богатых. Трепеща больше других перед начальниками, они в такой же мере, и даже гораздо еще сильнее, боятся и народа, поскольку часто дома богачей становятся жертвою и неистовства черни, и неудовольствия начальников. Напротив, бедный остается безопасным от этих волнений. Итак, если желаешь показать, что ты благородного происхождения, то, презрев благородство рода, яви такое же благородство духа, какое имел тот блаженный, хотя и бедный, который сказал Ироду: “Не должно тебе иметь жену брата твоего” (Мк. 6:18); какое имел тот, который был до него, и который будет после него, так обличавший Ахаава: “Не я смущаю Израиля, а ты и дом отца твоего” (3 Цар. 18:18); какое имели пророки и все апостолы. Но не таковы души преданных богатству: подобно тем, которые находятся под властью бесчисленных приставников и палачей, они не смеют даже возвести очей своих, не смеют свободно действовать для добродетели. Жадность к деньгам, славе и другим предметам, бросая на них суровый взор, делает их рабами своими и невольниками. Подлинно, ничто не лишает столько свободы, как прилепление к вещам житейским и пристрастие ко всему блестящему. Таковой служит не одному, не двум, не трем, а бесчисленным господам. И если хотите исчислить их, то приведем для примера одного какого-нибудь знаменитого царедворца. Пусть он обладает бесчисленным богатством, пусть облечен он великою властью, пусть будет у него славная родина, знатные предки и пусть обращает он на себя взоры всех. Посмотрим же, не презреннее ли этот вельможа всех рабов? Противопоставим ему не просто раба, но раба, принадлежащего рабу; ведь многие и слуги имеют рабов. Этот раб раба имеет одного господина, - что нужды, если и не свободного? Зато одного, которому только и старается угодить. И пусть он знает, что господин его также подвластен; но все же он повинуется только одному, и если хорошо управляет его имением, то проводит жизнь спокойно. Напротив, тот имеет не одного, не двоих господ, но многих, и гораздо более взыскательных. И прежде всего его тревожит мысль о царе. Большая разница иметь владыкою над собою какого-либо человека незнатного, или царя: этот последний, слушая наветы многих, оказывает свое благоволение сегодня одним, а завтра другим. И хотя он ничего не знает за собою, несмотря на то, всех подозревает, и своих сподвижников, и подчиненных, и друзей, и врагов. Но и тот, скажут, боится господина своего. Но разве одно и то же - иметь одного господина и бояться его, или иметь многих и страшиться их? Мало того; если кто тщательно рассмотрит дело, то найдет, что тот ни одного не имеет над собою господина. Как и каким образом? Он не имеет никого, кто бы пожелал лишить его такой службы и поставить себя на его место, а потому не имеет себе соперника. Напротив, вельможи о том только и заботятся, чтобы очернить пред царем того, кому он оказывает благоволение и любовь свою. Потому-то все они и принуждены льстить высшим, равным, друзьям, потому что где господствует зависть и жадность к славе, там нет искренней дружбы. Как люди, занимающиеся одним и тем же художеством, не могут чисто и искренно любить друг друга, так точно и те, которые обладают равным достоинством, и в вещах житейских домогаются одного и того же. От того-то происходит между ними сильная борьба. Итак, видишь ли целый ряд владык и владык жестоких? Хочешь ли, укажу и нечто другое, еще более тягостное, в их положении? Находясь ниже другого, каждый старается возвыситься пред ним; а те, которые возвышены, стараются воспрепятствовать другим сравниться с ними, или превзойти их.
