— Девять часов, — сказал себе Кресслинг. — Пора.
С этими словами он сел в кресло и поджал ноги. В ту же минуту кресло вознеслось с ним вместе через хрустальные потолки и переплеты в верхний этаж, где был роскошный зал с богато убранным столом посередине. Кресслинг лениво прошелся по коврам, нажимая кое-где кнопки, и в залу заструились ароматы, посыпались цветы, проплыли хрустальные бочонки с охлажденной жидкостью. Снизу и сверху, на платиновых подносиках, сдвинулись и разместились по столу тарелки.
Читатель ждет, вероятно, в дополнение всех вышеописанных чудес еще и подробного описания всевозможных яств и напитков, украсивших стол миллиардера. Но по причинам, о которых читатель узнает ниже, я вынужден пока от этого воздержаться.
Не успел Кресслинг нажать последнюю кнопку, как оконное зеркало показало ему несколько подъезжавших по главной аллее автомобилей. Он быстро передвинул стенные клавиши, и воздушный лифт вознес в залу одного за другим его знатных посетителей.
Тут были генерал Гибгельд, виконт Монморанси, лорд Хардстон, князь Оболонкин, экс-регент Дон Карлос де Лос Патриас, экс-президенты Но-Хом, Уно-Си-Ноги и Сиди-Яма и еще пара-другая претендентов на посты президентов.
Тут были итальянцы, австрийцы, румыны, поляки, изгнанные из своего отечества. С ними прибыли и коммерсанты. Знаменитый немец Стиннес, его приятель Крупп, банкир Вестингауз, английский купец Ротшильд и молодой Юниус Рокфеллер. Среди гостей находился и очень мрачный, впервые попавший в гости к Кресслингу, угрюмо державшийся в стороне сын инженера Морлендера, Артур, с траурной повязкой на рукаве по погибшему отцу. Как всегда, недоставало одного только синьора Чиче.
— Усаживайтесь, господа, — сказал Кресслинг обычным своим, не особенно любезным голосом. — Я прошу извинить моих крокодилов, которые не могли вас дождаться и откушали раньше.
При слове «откушать» те, кто уже бывал в гостях у Кресслинга, не могли удержаться от несколько кривой гримасы. Платиновые полочки пришли опять в движение, Блюда из чистого золота плавно разъехались по столу. На одном из них был поджаренный ячменный хлеб из штата Висконсин, другое содержало тонко нарезанный репчатый лук, на третьем находились ломтики превосходного чикагского сыра. В чашах музейного фарфора приплыла и разместилась на столе та белая масса, которую русские называют простоквашей, кавказцы — мацони, а ученые-диетологи — лактобациллином. Полилась в хрустальные бокалы и охлажденная смесь водорода с кислородом, именуемая водой.
