— Что с вашим больным?
— Он… на него упало что-то тяжелое. Перелом, внутреннее кровоизлияние, одним словом — худо.
— Хорошо, я приду через четверть часа. Оставьте ваш адрес.
— Нет, не через четверть часа. Идите сейчас!
Доктор Лепсиус поднял брови и улыбнулся. Это случалось с ним очень редко. Он указал мулату глазами на дверь стационара, передал ему ключ и двинулся вслед за настойчивым незнакомцем.
Только теперь он разглядел посетителя как следует. Это был невысокий бледный человек с ходившими под блузой лопатками, со слегка опухшими сочленениями рук. Глаза у него были впалые и разбегающиеся, как у горького пьяницы, на время принужденного быть трезвым. Под носом стояли редкие жесткие кошачьи усы; на шее болтался кадык.
— Вот видите, только перейти улицу, — лихорадочно твердил он доктору, приближаясь к высочайшему небоскребу коммерческого типа, — только и всего, экипажа не надо… — Видно было, что его стесняет каждый шаг, сделанный доктором, и он охотно ссудил бы ему для этого свои собственные ноги.
Доктор Лепсиус начал удивляться. Перед ним было отделение Мексиканского кредитного банка, не имевшее ничего общего с жильцами квартиры.
— Куда вы меня тащите? — вырвалось у него. — Тут контора и банк. Все закрыто. Где тут может быть больной!
— У привратника, — ответил незнакомец, быстро отворяя боковую дверку и пропуская доктора в светлую маленькую комнату подвального этажа.
Здесь действительно находился больной. Это был огромный мужчина, видимо только что принесенный сюда на носилках и сброшенный прямо на пол. Он был прикрыт простыней. Над ним склонялись двое: седой, важного вида старик в торжественном мундире банковского швейцара и старуха, сухая, маленькая, остроносая, плакавшая навзрыд.
Незнакомец быстро снял с раненого простыню и подтолкнул к нему доктора. Лежавший человек был буквально искромсан. Грудь его сильно вдавлена и разбита, ребра сломаны, живот разорван, как от нажима гигантского круглого пресс-папье, оставившего ему в целости лишь конечности и голову. Он отходил.
— Я тут ничего не могу сделать, — отрывисто произнес доктор, с изумлением глядя на умирающего. — Он уже в агонии, к великому для него счастью.
— Как! И, по-вашему, его нельзя заставить заговорить? — вскрикнул незнакомец. — Он не произнесет больше ни слова, даже если вернется сознание, а? — Он смотрел на доктора странными, разбегающимися глазами.
— Нет, — ответил доктор, — сознание не вернется, он умирает… умер. Он ваш родственник?
