«Друзья, я велел подложить под курицу павлиньи яйца. И, ей-богу, боюсь, что в них уже цыплята вывелись. Попробуйте-ка, съедобны ли они».
Мы взяли по ложке, весившей не менее полуфунта каждая, и вытащили яйца, сработанные из крутого теста. Я едва не бросил своего яйца, заметив в нем нечто вроде цыпленка. Но затем я услыхал, как какой-то старый сотрапезник крикнул: — Э, да тут что-то вкусное! И я вытащил из скорлупы жирного винноягодника, приготовленного под соусом из перца и яичного желтка.
XXXIV. Тримальхион, кончив игру, потребовал себе всего, что перед тем ели мы, и громким голосом дал разрешение всем, кто хочет, требовать еще медового вина. В это время по данному знаку грянула музыка, и поющий хор убрал подносы с закусками. В суматохе упало большое (серебряное) блюдо; один из отроков его поднял, но заметивший это Тримальхион велел надавать рабу затрещин, а блюдо бросил обратно на пол. Явившийся раб стал выметать серебро вместе с прочим мусором за дверь. Затем пришли два молодых эфиопа, оба с маленькими бурдюками, вроде тех, из которых рассыпают песок в амфитеатрах, и омыли нам руки вином. Воды никому не подали.
75. Марциал, Epigr.
М. Валерий Марциал родился в Испании около 40 г., умер около 100 г. Выбился в люди благодаря своему поэтическому таланту и беспардонному подхалимству. Император Тит оцепил его талант и возвел его в достоинство всадника; он был придворным поэтом Домициана, которому посвящена значительная часть его эпиграмм. Он прямо афиширует свою продажность. В эпиграмме VIII 24 он пишет, обращаясь к Домициану:
Если чего попрошу в стыдливой и тоненькой книжке,
Коль не бесстыдным тебе лист мой покажется, дай
И, если ты и не дашь, допусти прошение, Цезарь;
Зевсу от ладана нет и от молитвы обид.
Кто из злата творит иль мрамора лики святые,
Не создает тот богов; молит кто — тот создает.
От Марциала дошли до нас 12 книг эпиграмм и 2 книги «Гостинцев» («Apophoreta») — записок-двустиший, которые, по словам поэта, должны заменить подарки.
Творчество Марциала отражает настроения римской рабовладельческой и денежной знати, перестраивавшейся в условиях упадка старых методов эксплуатации и в направлении новых, не менее жестоких, выраставших из противоречий рабовладельческого общества. Все интересы поэта вращаются вокруг спальни и пиршественного стола. Его остроумные, подчас цинично-грубые эпиграммы показывают класс рабовладельцев-аграриев и ростовщиков в период разложения рабовладельческого общества, когда «всеобщему бесправию и отчаянию по поводу того, что наступление лучших времен невозможно, соответствовали всеобщая апатия и деморализация». Существование паразитирующих богачей и царедворцев «заполнялось наживой богатства, наслаждениями богатством, частными сплетнями, частными интригами». Этой характеристике, данной Энгельсом, как нельзя более соответствуют герои Марциала. Интересно, что, будучи выскочкой, он кокетничает изысканностью своего вкуса, тонкостью понимания наслаждений жизнью и с жестоким презрением высмеивает безвкусицу, аляповатую роскошь и самодовольное чванство «нуворишей», т. е. богатых «выскочек» вроде Зоила. В этом смысле эпиграммы Марциала — ценный памятник эпохи. Вместе с тем они представляют собой сокровищницу материалов для знакомства с бытом высших классов того времени. Утварь, одежда, вина, кушанья, косметика, посуда, предметы искусства — все эти тысячи мелочей занимают внимание поэта, от которого мы таким образом узнаем, какие товары производились, где и для кого, какова была обстановка в доме богатого римлянина, какие существовали игры, развлечения и т. п.
