Каков бы ни был исход сражения, было бы неплохо, если бы люди не забывали урок, о котором свидетельствуют расположенные при рудниках кладбища, пусть даже там покоится лишь малая часть огромного количества людей, погубленных обвалами, кремнеземом и адским климатом гор.
Двигаться пешком по лежащей перед нами пустыне без фляжки воды само по себе было серьезной проблемой, однако мы беспечно углубились в эту пустынную местность, оставив позади шлагбаум, отмечавший границу города Чукикамата. Наш шаг был пружинистым и размашистым, пока мы находились в пределах видимости обитателей городка, но затем безлюдье голых Анд, немилосердно палившее наши головы солнце, плохо распределенный и еще хуже закрепленный груз вещевых мешков вернули нас к действительности. До какой степени было героическим наше положение, как определил его один из карабинеров, мы не понимали, но мало-помалу начинали подозревать, и, думается, не без осознания того, что окончательное суждение должно было сопровождаться прилагательным «глупый».
Через два часа, пройдя самое большее десять километров, мы выбросили белый флаг и устроили привал в тени придорожного знака, указывавшего бог весть куда, это было единственное, что хоть как-то могло укрыть нас от лучей солнца. Там мы и провели весь день, пристыженные тем, что укрываемся на клочке тени от солнечного удара.
Литр воды, который мы прихватили с собой, быстро закончился, и к вечеру, с пересохшими глотками, полностью сломленные, мы направились к будке сторожа.
В ней мы и провели ночь, укрывшись в глубине лачуги, где довольно сильный огонь поддерживал сносную температуру, несмотря на холод снаружи. Сторож с подлинно чилийской любезностью, уснащаемой бесконечными присказками, поделился с нами своим ужином — скудным после длившегося весь день поста, но все же это было лучше чем ничего.
Рано утром следующего дня мимо проехал грузовичок табачной компании, который подвез нас поближе к пункту нашего назначения, но тогда как дальше они собирались ехать прямо до порта Токопилья, мы предполагали свернуть на север, чтобы попробовать добраться до Илаве, поэтому нас оставили на перекрестке. Мы бодро зашагали, чтобы дойти до дома, который, как нам было известно, расположен в восьми километрах, но посередине пути почувствовали, что устали, и решили остановиться на сиесту. Натянув одеяло между телеграфным столбом и камнем на обочине, мы легли, наполовину оказавшись в турецкой бане, в то время как ноги припекало солнце.
