Мы остановились в Вилья-Хесель, к северу от Мар-дель-Плата, у одного типа, который гостеприимно предоставил нам крышу над головой, и подводим итог пройденным 1200 километрам, самым легким, однако научившим нас уважительно относиться к расстояниям. Мы не знаем, доберемся ли до конечной цели, но впечатление такое, и причем однозначное, что это нам недешево обойдется. Альберто сам смеется над тщательно разработанным им планом, согласно которому мы уже должны быть у финиша, хотя на самом деле все еще только начинается.
Выехали из Хеселя с приличным запасом овощей и тушенки, которую нам презентовал наш «бескорыстный» хозяин. Попросил, чтобы, если доберемся до Барилоче, телеграфировали ему оттуда: он якобы разыграет номер телеграммы в лотерею. Нам кажется, что это уже чересчур. Однако находятся и другие, которые говорят, что мотоцикл — роскошь, а не средство передвижения и т. д.; мы твердо решили доказать обратное, но естественная подозрительность заставляет нас до поры до времени молчать.
На прибрежной дороге Камбэк продолжает проявлять свои авиаторские наклонности и, бухнувшись лбом об землю, снова выход ит целым и невредимым. Совладать с мотоциклом очень непросто, так как уложенный на багажник груз расположен позади центра тяжести и при малейшей нашей оплошности машина встает на дыбы. В мясной лавке у дороги мы купили немного мяса на жаркое и молока для собаки, к которому она не прикоснулась; наша зверушка начинает заботить меня больше (все-таки живое существо), чем 70 «бананов», которые мне пришлось выложить. Мясо оказывается кониной, и такое приторное, что есть просто невозможно; разочарованный, я бросаю кусок, собака перехватывает его на лету и пожирает во мгновение ока; удивленный, я бросаю еще кусок, и история повторяется. Видно, придется сесть на молочную диету. Но, вопреки гвалту, поднятому поклонницами Камбэка, я перехожу здесь, в Мирамаре, к…
На самом деле в мои намерения не входило описывать дни, проведенные в Мирамаре, где Камбэк обрел новый очаг, к которому тяготел своим преднамеренно выбранным именем. Мы свернули в тихую заводь, колеблясь в нерешительности, целиком покорившись одному-единственному слову, которое держало нас, как на привязи.
Альберто почуял опасность и уже представлял, как в одиночестве катит по дорогам Америки, но притих и голоса не подавал. Препирались в основном мы: я и она. В какой-то момент, когда я уезжал, как мне казалось, победителем, мне припомнились стихи Отеро Сильвы:
