Машина памяти | страница 27



— ЭТО ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?!

Я узнаю этот голос. Матвей Степаныч Морозов. Мамин одноклассник. Настоящий полковник. Вызволять нас прибыл.

— Где наш сын?! — и эти голоса я тоже узнаю.

Черт, я так устал.

15

Ровно в 6:32 среды меня выкинуло из кокона сна. Без будильника.

Ночевать у родителей я отказался, ушел к себе. Мама очень громко разговаривала, упрекая меня в безалаберности и неблагодарности. Голова от ее речей раскалывалась. Сказала, что Игорян — тот еще тип! А Матвей Степаныч, грузный седой (хоть и не старый) мужик со стальной пластиной в черепе, предложил записать меня на боевое самбо, сказал: «Ты должен уметь постоять за себя». Я вежливо поблагодарил и ответил, что мне больше по душе дзюдо. Ментам влетело по первое число. За превышение полномочий. Матвей Степаныч еще долго сидел у нас дома, травил бородатые анекдоты, разряжал обстановку:

— Про врачей анекдот знаешь?

Отличный вопрос…

Я отрицательно помотал головой.

— К врачу приходит больной, у которого палец на ноге почернел, и говорит: «Доктор, вон у меня что!». Тот глянул: «Это херня, а херню мы не лечим!» Через два дня приходит — нога до колена черная… То же самое: это херня, не лечим. Приходит по пояс черный: «Доктор, плохо!» Доктор очки снимает: «А это, уважаемый, уже п…ц, а п…ц НЕИЗЛЕЧИМ!»

И давай хохотать…

— Матвей, ну ты что! — хлопнула его по плечу мама. — Какие слова…

— А что, Галь, они щас и не так заворачивают! Уши в трубочку сворачиваются…

Моя мама: Галина. Папа: Виталий.

— Ну-кось (это мне) покажи пальцы!

Я послушно вытянул руки.

— Ногти чистые… значит, дельным будешь хирургом! О, вспомнил: приходит к терапевту коллега проктолог, у которого рука в пациенте застряла… А терапевт ему: ну что вы, батенька, у нас тут НЕ КУКОЛЬНЫЙ ТЕАТР! УРЛА-ХЕ-ХА! (Это у него смех такой, будто откашливается.) Витах, че ты скис?

У отца опять поднялась температура. От скучных разговоров? Короче, мы вместе попили чаю, нас подотпустило, и мы разошлись каждый по своим делам.

У меня были горячечные сны: какой-то заваленный морщинистыми яблоками вперемешку с человеческими головами балкон… ладно, не суть.

Измерил температуру: 35,2 °C.

Отговорок, чтобы опять прогуливать институт, не было.

На уличном термометре минус три. Снег белой крупой сыпался с неба. Грязь застыла, но ветер разрезвился вовсю…

В первой половине дня ходил, как сомнамбула. Заснул на гистологии, за микроскопом, так и не зарисовал срезы тканей: чтобы их зарисовать, нужно, как минимум, два карандаша — красный и синий (типа гематоксилинэозиновая окраска!), у меня, ессно, их не оказалось. Из рук все валилось. Когда мы на анатомии с одногруппником Яшей транспортировали труп, на котором учились накладывать швы, — я неудачно сманеврировал на повороте, и жмурик слетел с каталки, шандарахнулся башкой о дверь женского туалета… Ходит слух: если завещаешь свое тело науке (после смерти, конечно), то выплачивают солидную компенсацию! По документам это труп псковского бомжа.