Некий мелкий властелин, заявив неосновательные притязания, сумел взбунтовать переменчивый и неугомонный народ, подкупил вельмож и так внезапно захватил власть, что королева с дочерьми едва успела спастись.
Я спешил убраться из этой страны, не желая жить среди столь коварного народа, но меня арестовали по приказу тирана, которому все иноземцы внушали подозрения, как бывает всегда там, где узурпатор не уверен в прочности своей власти.
Представ перед новым властелином, я не скрыл от него ни своего имени, ни происхождения, и он обошелся со мной так, как я вовсе не рассчитывал. Уж не знаю, что снискало мне благосклонность государя, который не мог отличаться ни великодушием, ни учтивостью, но так или иначе, удержав меня куда дольше, чем мне хотелось бы, при дворе, где мне оказывали такие же почести, как ему самому, он сделал все, чтобы я остался в Черкесии навсегда, и с этой целью предложил мне в жены свою единственную дочь, принцессу, которая судя по всему столь же стремилась выйти замуж, сколь ее наружность служила ей в этом помехой. Принцесса была совершенной уродиной, и ее маленькие глазки выказали мне расположение задолго до того, как ее отец предложил мне на ней жениться. Но мне была несносна мысль о том, чтобы породниться с узурпатором, и скажу не хвалясь, я весьма презрительно отклонил предложение государя и отверг его горбунью.
Я уже покидал пределы Черкесии, когда случай привел меня к старинному замку, поистине великолепному с виду, но на первый взгляд показавшемуся мне необитаемым, потому что я долго бродил по нему, никого не встретив. Те, кто жили в замке, не покидали своих покоев, а уж если выходили из них, старательно избегали друг друга. Я был очень удивлен такой необщительностью. Мне казалось, что, если бы обитатели замка поддерживали сношения друг с другом, им было бы гораздо веселее.
Пытаясь заговорить с кем-нибудь из них, чтобы понять странное их поведение, я оказался вдруг в изысканно убранных покоях — в них не было ни души, однако на столе лежали карты, фишки, а вокруг были расставлены стулья.
Вскоре в комнату вошли четыре сороки, и за каждой шел скворец, поддерживавший ей хвостик, словно шлейф. А за ними выступала степенная ворона.
Сороки, учтиво мне поклонившись, сели за игру, а ворона за рукоделие.
Тернинка и Нуину, во время этого рассказа не сводившие друг с друга глаз, когда речь зашла о сороках, подтолкнули друг друга локтем. А Лучезара, с первых же слов красавца Феникса неотрывно на него глядевшая, казалось, заподозрила, что он шутит. Серена улыбалась, слушая повесть о приключении, о котором ей кое-что было известно, а калиф хохотал, держась за бока.
