— Отец научил меня вашему языку. — Мальчишка неожиданно перевел разговор на другую тему. Он распрямил руки и ноги, лицо его оживилось. — Отец говорил, что когда-нибудь это обязательно пригодится. Он говорил, что большинство белых дураки, потому что не учатся говорить на кикуйю. Он сам был дурак, хотя и сделал мне много добра.
— Почему ты считаешь его дураком?
Мальчишка поставил больную ногу и поднялся в сторону Небу, глаза его заблестели.
— Ты сегодня был очень похож на него, когда ты позволил мне ехать на тебе верхом. Всю дорогу по джунглям, после того, как я бросил костыли, он заставлял меня ехать на нем.
— Как, ты сам бросил свои костыли?
Свет в сером лице погас, и мальчишка сказал угрюмо:
— Я потерял их. Когда ты перестанешь задавать мне глупые вопросы?
«Хороший смех как ходьба на приволье, — думал Небу. — Все тело твое играет, ты не слышишь жалобы в крике журавля, ты идешь по крапиве, обжигающей ноги, как по полю, усеянному маргаритками».
Принужденный смех в его голове был как вынужденный переход, когда из-под ног поднимается пыль, удушающая тебя.
— Молодой бвана жил в Найроби?
— Я жил в Паркленде. — Мальчишка опять оживился. — У нас был большой дом со множеством слуг, за мной ходила здоровенная сомалийка, она носила меня вверх и вниз по лестнице. Мы с ней отлично уживались. Она никогда не жаловалась на меня отцу, она только плакала. У нее лицо было не деревянное, как у тебя, как у собаки.
— Собаки? Мое? Деревянное? — смущенно спросил Небу.
Мальчишка разъярился.
— Заткнись, черный невежда! — заорал он.
Леопард вздрогнул от крика, и в его глазах, нацеленных на людей в пещере, зажегся огонь. Рука Небу молчаливо нащупала древко копья. Мальчишка оцепенел в дальнем углу, глаза его были пусты от ужаса.
— Входи, брат Леопард, — тихо сказал Небу, — давай приступим к нашему разговору.
Бок загудел глухо, глубоко и мощно, как орган. «Мальчишка все лжет. Он не сказал еще ни слова правды».
XXIV
— Расскажи мне о своей матери, — попросил Небу, когда судорога и одышка прекратились и пот более не увлажнял лба. Он вырывался из объятий земли, он звал первый луч рассвета, вновь отождествляя себя с жизнью.
Но кожа и кости мальчишки были рабами леопарда. В его присутствии мальчишка делался неподвижным, как буквы на странице книги.
«Я расскажу тебе о ней, — раздался голос в голове Небу. — Ее глаза были светлы, как подсолнечники в апреле, голубые, как цветы липве. Ее груди были снеговыми вершинами. Я расскажу тебе о ней: на горе Кения лежат девственные снега, лишь солнечным лучам дозволено обнимать их. Руки и ноги ее были длинны и прохладны, как реки. Ты прячешься в зарослях и купаешься в водоемах, но тебе запрещено купаться в открытую. Эта женщина жила по другую сторону гор, и тебе нельзя было смотреть на нее. Она была для тебя прошлогодним громом, шепотом барабана в ночи, птицей, вспорхнувшей с дальнего куста, давно забытым садом, в котором ты сажал побеги своей юности».
