Иногда шутить приятнее, чем сочинять стихи. На шутки можешь получить ответ. Стихи ответа не требуют и не приносят. Ты записываешь их в голове, поешь их, это похоже на то, как растут деревья и опадают лепестки. Падающим листьям нет ответа, если только не считать ответом новые деревья, которые вырастают на месте опавших листьев. А это отнюдь не ответ, это нечто совсем другое. Опять же если не думать об этом как о цикле без начала и без конца. Весной по стволам поднимается сок, летом деревья цветут, осенью падают листья, все умирает, когда прилетают снежинки. Но весною опять по стволам поднимается сок. Поэзию еще можно было бы сравнить с падающими листьями, если бы у тебя был сын, который пел бы твои стихи, когда тебя не станет. Африканец посмотрел на крючковатый знак вопроса, прыгающий перед ним, и спросил:
— Доктора белых совершают много чудес, разве они не могли бы выправить молодому бване больную ногу?
Мальчишка резко остановился. Его спина сгорбилась, а голова поникла. Он стоял жалкий под дождем. Узенькая полоска удивления проскользнула в голову Небу. Он закинул винтовку за спину и протянул руку мальчишке. Но он тотчас же отдернул ее и неожиданно, сверхъестественно запел; пучок звуков возник в его горле. Мальчишка поднял на него мертвое лицо.
— Отец наградил меня кривой ногой для того, чтобы я отличался от всякого сброда. Ты не согласен с этим, черный? — злобно спросил он.
Африканец почувствовал, как болото разверзлось под ним, засасывая, окружая зловонием и грязью. Оценивающим взором смотрел он мимо мальчишки. Подобие усмешки пробежало по серому лицу.
— Ты что, не согласен с тем, что я… не похож на всех? — прошептал серый мальчишка. — Куда девался твой язык? Что он, улетел? Отвечай, ниггер! Ты стыдишься того, чем наградил меня мой отец.
Он взглянул на мальчишку и быстро опустил глаза.
— Мм… молодой бвана смеется надо мной, — покорно сказал Небу. — Молодой бвана шутит.
Старческое лицо мальчишки задумалось над словами Небу.
— Я смеюсь над тобой? Шучу? Может быть. Не задавай мне дурацких вопросов, и мы будем друзьями — водой не разольешь. Понял, кикуйю?
— Да, молодой бвана. — Небу опустил голову.
Мальчишка тщательно изучал его лицо. Вдруг он сказал:
— Знаешь, я что-то устал. По-видимому, тебе придется понести меня. Нагнись, чтобы я мог влезть тебе на плечи.
Он целых два месяца наклонялся к земле, его колени прошли огромный путь, прежде чем опуститься наземь. Это был целый год беспомощных дней, время протестующих костей и плоти, время боли, хохотавшей и кричавшей в боку. Встав на колени, он убил себя. Он поднялся и поднял мальчишку, сидевшего на плечах. Верх его черепа слетел прочь и, бешено вращаясь, унесся за дальний холм.
