Он сказал, похлопывая ладонью по мягкой коже сапог Гибсона:
— Когда-нибудь Небу убьют, часть его перейдет в Коко или, может быть, в какого-нибудь другого воина и придаст ему новую силу. Неизвестно, кому все это пойдет, точно так же как неизвестно, к кому переходит сила человека, умершего в объятиях женщины.
Он погладил мягкую кожу сапог. Он чувствовал отдаленное приближение смерти.
— Жизнь — как ветер, который дует с обеих сторон, сначала с востока, а потом с запада. Ветер может утихнуть, но он никогда не умрет. — И наконец на сцену выступили образы из жизни белых. — Жизнь — как нескончаемые цепи сосисок в больших магазинах Найроби: съежившийся, увядший конец одной встречается с концом другой, и снова начинается жирная, полная сосиска.
— Божий дар с яичницей, — прошептал мальчишка по-английски.
Небу покончил с рюкзаком. И он обратился к мальчишке со словами, которыми из века в век приглашают в путь:
— Давай посмотрим, что за углом, малыш.
XV
— Это опасная рана, — ласково сказал мальчишка. Он остановился, повиснув на костыле, изогнутый, как вопросительный знак. Он всматривался в лицо Небу, который тоже остановился. — В твоей ране яд.
С начала их путешествия рана тускло тлела в боку, но, когда Небу оступился, она взорвалась яркой, пронзительной болью. Он задержал дыхание, пот проступил на лбу. Он прислушивался к страданию, громко кричавшему в нем, и ждал, когда оно успокоится. Он записал в голове, что лицо мальчишки неискренне.
Бледный и слабый день еле тащился среди деревьев, солнце не наполняло его своей кровью. Ветер сплеча рубил подлесок. Дождь был не такой сильный, как с утра, но Небу знал, что скоро он припустится вновь, ибо так бывает всегда в начале длинных дождей. Какое-то время он будет кричать и пугать, как горластая жена, потом он станет тихим и нежным, как сейчас. Но когда ты обнажишь голову и протянешь руки, чтобы освежить их, он тотчас же ринется на тебя, беспощадно разрывая в клочья твою доверчивость. Жизнь иногда дурачит так же искусно, как дожди. Или как озера на равнинах, чья умиротворенная ласковая поверхность служит укрытием для прожорливых крокодилов.
Боль ослабевала, в боку ощущалось нежное покалывание сосновых иголок, и Небу снова пошел впереди мальчишки. Вдали шумел дождь. Они шли по узкой полосе высокой травы, над которой возвышался островок бамбука, с кошачьей осторожностью державшегося поодаль. Небу махнул рукой назад, чтобы мальчишка стоял на месте, а сам направился к бамбуковому островку. Широко взмахивая панга, он срезал полдюжины высоких побегов. Возвращаясь к мальчишке, он сорвал с них колючие ветки. Когда они оба оказались под деревьями, Небу приказал остановиться. Он расколол побеги вдоль и затем нарезал их на палочки около фута длиной. Он принес лиан и сплел несколько циновок. Две циновки он прикрутил к своим ногам, одну — к здоровой ноге мальчишки и две — к концам костылей. Мальчишка испробовал их снова и убедился, что теперь он в жидкой грязи может стоять уверенно, как колонна.
