Американцы взбудоражились. Оказалось, мою лодку они обнаружили километрах в сорока ниже по течению. Уже шестой день они идут вдоль непроходимого берега, ломая ноги, в поисках хотя бы трупа.
Жора, вполуха выслушав мой рассказ о том, как я упустил лодку, как сушился, как догонял — не поверил. Помотал головой и глаза его блеснули в щелочках. Он так и сказал, хлопнув меня по плечу:
— Ну, братишка, долго же ты ходишь… — и, отсмеявшись, помрачнел, стукнул о зубы край кружки.
XIIа
Так что тайга надолго отбила у меня охоту к походам.
Однако, пережитое в них — не шло ни в какое сравнение с цивильной жизнью. Страсть, которую мне довелось испытать в путешествиях, — привила меня, как сокола охота. Я это помнил всем телом, и тосковал в неволе. Но в то же время подспудно чуял, что надо крепиться, надо сдюжить, что разгадку следует подпустить еще ближе…
Вскоре моя московская жизнь неожиданно вскипела, закончилась учеба, началась работа, взорвались сильные чувства и проч. Однако, сколь глубоко не поглощали меня продукты сгорания личностной жизнедеятельности, где-то на самом краю сознания все же мерцал маячок освобождения.
Но вот, спустя четыре года, такое — своего рода отложенное существование подвело меня к опасной развязке.
И тут маячок погас.
Благодаря чему, когда приперло, я не усмотрел никакого выхода, кроме. Конечно, сейчас я вспоминаю об этом, будучи совсем не в силах представить себя вновь в том стоянии. Теперь дряблость сердечной мышцы попросту избавила бы меня от этой передряги. Но в те времена мой «мотор» еще был вполне «пламенным» и вырисовывал на медосмотрах отменную кардиограмму. Однако, в тот момент единственный раз в моей жизни испытываемая боль достигла такого предела, когда утишить ее могло только устранение самого субъекта испытания.
И я уехал в Крым. Наобум. Нет, это не было побегом — маячок давно уже затянулся небытием, и я совсем о нем не помнил. Отъезд мой был простым следствием необходимости исчезнуть. Так смертельно больные животные умирать уходят далеко от жилья, из гигиенических соображений.
Бессознательно я выбрал Крым. И вовсе не потому, что никогда в нем раньше не был. Просто ноги сами привели меня на Курский вокзал, поставили в очередь в билетную кассу. Я мог уехать куда угодно — в Анапу, Донецк, Баку, Тихорецк, Ставрополь, Минводы. Но тут появился этот дядька…
Да, это только сейчас, спустя две жизни, мои поездки в Крым слились в один кристально-сложный — многогранный шар, повисший над землей подобно летающему острову. Причем конец веревочной лестницы, ведущей на него — как ключ, всегда при мне, в кармане. Сейчас эта лестница — мое довольствие и средство утоления; мне становится спокойнее, когда я нащупываю в кармане ее начало. А тогда я поступил по правилу — чем абсурднее, тем лучше.
