— Что ты делаешь?
— В каком смысле?
Нэш только фыркнул от ярости. Сэнди торопливо натянула сухую футболку, хотя Нэшу это не слишком помогло — напрягшиеся от холода соски соблазнительницы четко проступали сквозь хлопчатобумажную ткань. До нее дошло, что переодевается она в машине, идущей по оживленной улице южного города посреди белого дня. Сэнди в легкой панике огляделась. Пожилой мужчина в соседнем «шевроле» довольно ухмылялся, его жена гневно хмурилась, а парни на автобусной остановке вопили от восторга кое-что, что Сэнди не хотелось бы расслышать полностью. Она нерешительно посмотрела на мокрые джинсы… на сухие шорты… на Нэша…
— Даже не думай об этом, Сэнди Хоук!!!
— О чем?
— О том, чтобы переодевать джинсы!
— Но почему? — Впервые в жизни она попыталась кокетливо затрепыхать ресницами, и ей это удалось.
— Ты же не хочешь, чтобы я простудилась, Нэш Оуэн? Насморк, кашель, потом пневмония, возможные осложнения… От пневмонии даже умирают. Ты хочешь, чтобы я умерла?
— Мы умрем вместе, если я сейчас врежусь в эту телефонную будку.
— А ты не смотри.
— Ага. Счас!!! Может, и не дышать?
— Значит, я необходима тебе как воздух?
— Просто и на голых женщин, и на отсутствие воздуха я реагирую тем, что начинаю задыхаться. Ничего не попишешь — природа.
— Тогда — до встречи на небесах.
С этими словами Сэнди Хоук стянула с себя мокрые джинсы.
Машину снова занесло, после чего Нэш Оуэн — героическим усилием воли — припарковался около какого-то магазинчика и стал судорожно набрасывать на нее свой пиджак. Сэнди хохотала и отпихивала его руки.
— Перестань! Ну перестань же!
— Кто-то должен спасти тебя от тебя самой! Доверься мне, я знаю, что делаю.
О Боже, как же Сэнди ненавидела эти слов. Мама и папа, дай им Бог здоровья, повторяли их по десять раз на дню. Помнится, на свои собственные деньги она купила подержанный и изрядно раздолбанный велосипед. Они отобрали его, воркуя и приговаривая, что это просто гадость, что они купят ей другой, гораздо лучше, когда она станет «немного постарше». Видимо, на семидесятилетие?
Да уж. Сэнди всей душой ненавидела всевозможные условности. Господи, ну какая разница, как выглядел тот велосипед, если она, летя на нем по дороге, с восторгом ощущала себя эдаким кентавром на колесах… Велосипед казался естественным продолжением ее тела, он слушался ее, и ветер свистел в ушах, когда она катила с холма. И ведь она даже ни разу не упала. Сразу — села и поехала! Но все это было неважно для родителей, ее даже не выслушали.
