— Джек, — снова заговорил доктор, — ты понимаешь, почему дядя тебя не отпускает?
— А я и не надеялся, что он отпустит, — ровным голосом ответил Джек, — я ему нужен для забавы. Вы никогда не видали, как он дрессирует щенят? Дядя любит, когда кто-нибудь живой бьется у него в руках.
Доктор Дженкинс содрогнулся: такая ненависть прозвучала в этом ровном голосе. Они опять помолчали; старший сосредоточенно думал, младший опять устремил безнадежный взгляд в мокрую даль за окном.
— Мне кажется, я смогу его уговорить, — сказал наконец доктор Дженкинс.
— Конечно: вы слишком много знаете.
— Имей в виду, мальчик, я не люблю циников, даже взрослых. Допустим, я попрошу за тебя.
Жесткая складка легла у губ Джека.
— Зачем? Вам-то что?
— Ничего. Просто я вижу, что ты несчастлив, и мне тебя жаль.
Джек порывисто сел, в глазах его блеснул затаенный огонек.
— Вы хотите мне помочь?
— Если смогу, — очень серьезно сказал доктор Дженкинс, озадаченный этой переменой.
Джек изо всех сил стиснул руки.
— Тогда вытащите меня отсюда! — заговорил он хриплым, срывающимся голосом. — Отправьте меня куда-нибудь, чтоб мне никогда больше не видеть дядю. Я... я больше не могу здесь... вам, конечно, не понять... я буду терпеть, сколько смогу, но долго мне не выдержать...
Слова замерли у него на губах, как замирает внезапный порыв ветра. Доктор Дженкинс с недоумением смотрел на него.
— Поговорим начистоту, Джек, — сказал он наконец. — Я знаю, тебе пришлось тяжко... очень тяжко, и я тебе сочувствую больше, чем можно выразить словами. Думаю, если бы твой дядя с самого начала больше доверял тебе, а не... ну, да не о том речь. Но, допустим, сейчас мы попробуем тебе поверить. Скорее всего он не хочет отпустить тебя в школу потому, что опасается... опасается, как бы ты не оказался дурным товарищем для других мальчиков. Разве не в этом настоящая причина?..
Он поднял глаза — и осекся: Джек смотрел на него в упор, от этого холодного, затаенного, неотступного взгляда из-под полуопущенных век у него перехватило дыхание.
— По-вашему, все дело в этом?
Голос Джека, прозвучавший после недолгого молчания, привел доктора в себя. И он спросил серьезно:
— А по-твоему, нет?
Мальчик медленно опустил глаза; итак, доктор Дженкинс ничего не понял.
А доктор настаивал на своем:
— Но дядя объяснял тебе, какие у него причины?
Опять короткое молчание.
— Он сказал, что его долг нести свой крест самому, а не перекладывать на чужие плечи, — как прежде вяло и равнодушно, словно речь шла о посторонних, отозвался Джек.
