По моему, в дореволюционное время его специальность была — вор-рецидивист. Безбожно крал он все, да вероятно и в настоящее время крадет; крал и при Советской власти, будучи уже сам в роли власть предержащего. В 1935 он с 12-тью сообщниками попался в грабежах товаров из железнодорожных вагонов. Из этой группы 2 человека расстреляли, 9 человек послали каждого на 10 лет в Соловки, Землянова освободили. Его освобождению помогли его огромные связи в Правительственных кругах. Вся эта компашка была исключительно коммунисты — железнодорожные служащие: кладовщики, сцепщики, кондуктора и т. д. Землянов был тогда начальником депо в Батайске.
И вот такому, извините за выражение, человеку попалось счастье в особе жены Паши. Много горя натерпелась она с ним. Терзал он ее за ее казачье происхождение ежедневно, пока однажды она ему не разбила рожу. После этой расправы жены над мужем наступило семейное спокойствие. Паша часто приходила к нам выплакаться и после этого, обыкновенно, отведя душу, любила иногда и затянуть какую либо казачью песню. Любила она особенно следующую:
Наших казаков по всем свете
Чужие девицы ласкают
И серденьком их называют,
А казачки — в родной Земле
Горькие слезы проливают…
После этой трогательной песни лились у ней слезы из глаз ручьем…
В начале 1937 года ее мать, дряхлая совсем старушка, и брат вернулись из ссылки. Приехали в Азов и остановились у Паши. Но на другой день зятек их выгнал из своей квартиры: «Пошли вон, сволочи, из моей квартиры… не конфузьте меня»… этими словами «приветствовал» Землянов несчастных родных своей жены.
О судьбе отца Паши никто ничего до сих пор не знает.
* * *
Как вы думаете, что, по вашему мнению, из себя представляют казаки? — спрашиваю, желая поставить подсоветского человека хотя один раз в затруднительное положение.
— Как, что? Ясно, что народ, — быстро, ни на минуту не задумываясь, отвечает мой собеседник.
— Ну, это правильно, что казаки представляют из себя народ, — продолжаю, но какой народ?.. Русский?
— Знаете, господин инженер, простите заранее, что мое мнение может не совсем будет вам приятно. По моему — название «русский» есть понятие растяжимое. Когда я попал в русский плен — думал, что в России живут только русские. С фронта я тогда попал, как говорится, без пересадки, прямо на Дон в Сальские степи на работы в экономию Ивана Алексеевича Пишванова. Там меня назначили помощником пастуха одного табуна овец, так это тысячи в две голов. Моим непосредственным начальством оказался никто иной как калмык. Даю вам честное слово — ночи две не мог спать, все думал о том, где я нахожусь — в России или в Японии. Другие пастухи были тоже калмыки. Полное впечатление, что я нахожусь в Японии. Хотя, судя по тому, как я долго ехал поездом, так быстро в Японию попасть не мог. Со временем я во всем ориентировался.
