От Тарусы до Чуны | страница 30
Я снова в своей камере. Так же без места. И врач не появился, и даже сестра, которая иногда разносит таблетки по камерам «от головы», «от живота», в нашу камеру не заглянула. Отбой.
Ночью я проснулся у себя на щите от резкой боли в желудке. Меня трясло, ныло сердце. Боль от желудка разошлась по всему животу сначала резкими приступами, а под утро стала постоянной.
На поверку я не встал, но это обошлось. Мне уступили на время койку в нижнем ярусе, и я лежал на ней лицом вниз, боясь пошевелиться, так было больно. Я уже не думал о голодовке снять, продолжать? не лез с заявлениями, не требовал врача. Лежал и был рад, когда боль немного унималась.
Прогулка! На прогулку!
Я это слышал, как сквозь вату. Слышал, как нашу камеру вывели в коридор. Я остался лежать.
Па-чему не выходишь? надзиратель, молодой кавказец, рывком сдернул с меня телогрейку.
Не могу.
Нэ можешь? Гдэ асвабаждэние от врача?
Врача нет и не было.
Выхады! И он рванул меня с койки, как только что телогрейку.
Я не встал и снова повалился на постель. Надзиратель выматерился и ушел в коридоре выстроены остальные заключенные, и надо их вести на прогулку. Я надеялся, авось меня оставят в покое, и стал моститься, ища удобное положение. Нашел, затих. И боль поутихла, только озноб стал сильнее. Но тут в камеру вбежали два надзирателя (кавказец и еще один) и, ни слова не говоря, сдернули меня с койки, поволокли к двери. Я не держусь на ногах, вернее, не передвигаю ими, и они бьют меня по ногам сапогами.
Может, я и мог еще сам идти, может, то была бессознательная реакция обессиленного тела на насилие? Не знаю.
В дверях камеры я упираюсь ногой в порог. В ответ знакомым приемом выворачивают мне руку за спину, и я получаю удар сбоку в живот…
Я очнулся на полу в коридоре. Прямо перед глазами хромовые сапоги. Кто-то ищет пульс у меня на руке. Другой орет в телефон:
А если он умрет у меня в камере? Забирайте в больницу и делайте, что хотите, а я отвечать за него не буду! Если он умрет…
Не очень-то приятно слышать такое.
Надзиратель бросает трубку и говорит напарнику:
Сейчас врач придет, давай его в камеру.
Меня щупают за щеки, слегка трясут, но уже без грубости. Пытаются поднять, но я снова валюсь на пол, теперь уж действительно ноги не держат. Тогда за руки и за ноги надзиратели втащили меня в камеру, бросили на койку и вышли, оставив дверь открытой. Я лег вниз лицом, подтянул ноги к животу не так больно. Но я же в тюрьме, и надзиратель за меня отвечает. Подошел, перевернул на бок, лицом к двери.