Корявый профиль одутловатого мужа красовался на ней.
Я подумал: снести бы ее в ломбард — и поесть на вырученные…
Отчаявшись найти съестное, я мрачно усаживаюсь на подоконник. Он прохладен и гладок, и я обнаруживаю, что все еще не одет. Вместе с тем одеться не спешу, так как поглощен текущим голодным кошмаром. Есть хочется так, что кругом корчатся голода рожи. Я даже закрываю глаза на время — надеясь, что, когда открою, наконец увижу в кухне съестное.
Раскрыв их, я действительно вижу новый предмет. Не сразу различив в нем ту самую девушку из зеркала, я сквозь ужас соображаю, что это — моя голодная смерть. Мгновенно размыслив, я решаю смерть свою съесть и — насытившись — ее самую избежать. Я бросаюсь к ней, пытаясь укусить, но укус мой соскальзывает с красивой шеи и оборачивается нежнейшим поцелуем в восхитительную область, чуть повыше груди. Она, как и я, нага — и, ничуть не смутившись, слегка прижимает мою голову к себе.
Далее я умираю.
Никогда. Сегодня я не просыпался, не падал и все помню, поскольку сплю. Хотя помнить нечего. Видимо, я уже умер, и сегодня — это никогда. Но это меня мало тревожит. Здесь, во сне, полумрак, тепло и уютно, и нет ощущения, что я в гостях. Пишу на ощупь. Чем мне придется заниматься впоследствии — волнует мало. Уверен, все образуется. Камень лежит у меня за щекой. Иногда с приятным чувством обладания я нащупываю его языком. Я не боюсь его проглотить, хотя понимаю, что сплю очень крепко. Сон сейчас самый сладкий, и я надеюсь, что теперь меня никто не обеспокоит".
Посадка как взлет. Я закончил и огляделся вокруг.
Кругом кипела паника. Сосед напротив сосредоточено пытался выбить ногой иллюминатор. Я попросил его вернуть мою книгу. Прервавшись, он страшно оглядел меня.
В огромных глазах его по узенькой улочке мчалось стадо белых быков.
Ирада проснулась и заплакала. Я взял ее за руку — это притупило тревогу. Потуже затянул на ней ремень безопасности.
По салону метались зареванные стюардессы. Настырно, словно толпясь в свальной очереди за дефицитом, они пытались расчистить проход, набитый бессмысленным движением, как конюшня во время пожара.
Кто-то из экипажа защищал собою аварийный выход. Там клубилась дикая свалка.
В динамиках препинался командный голос. Многие пассажиры сидели сгруппировавшись, обхватив затылок руками.
Вопреки перегрузке и тряске некоторые при этом умудрялись мелко креститься.
Уши заложило, крики доносились, как сквозь бронированное стекло. Я через силу посмотрел в иллюминатор.
